Вскоре после Панина и великого князя прибыла Дашкова: «Я приказала подать себе парадное платье и поспешно отправилась в Летний дворец». Появление разодетой в пух и прах молоденькой графини произвело еще больший фурор: сначала Дашкова не могла войти, а потом, когда ее узнали, толпа была такой плотной, что она не могла пробиться к цели. Наконец солдаты передали худенькую девушку поверх голов, из рук в руки, как куклу. Это могло вскружить голову кому угодно и, разумеется, вскружило Дашковой: «Я была поднята на руки и отовсюду слышала приветствия как общий друг и осыпана тысячами благословений. Наконец я очутилась в передней со вскруженной головой, с изорванными кружевами, измятым платьем, совершенно растрепанная, вследствие своего триумфального прихода, и поторопилась представиться государыне» [53].
Императрица и княгиня обнялись, но Петербург был уже в руках восставших, преимущество оставалось на стороне Петра: его армия, отправившаяся на войну с Данией и дошедшая до Ливонии, вполне могла разгромить гвардейцев. Под его контролем все еще находилась крепость Кронштадт, защищавшая подход к Санкт-Петербургу с моря. Екатерина по совету Панина, Орловых и других старших офицеров, в частности, графа Кирилла Разумовского, отправила адмирала Талызина с приказом склонить Кронштадт на их сторону.
Теперь нужно было взять в плен самого императора. Императрица приказала гвардейцам идти на Петергоф. Возможно вспомнив о том, как шла императрице Елизавете мужская одежда, Екатерина потребовала для себя гвардейскую форму. Солдаты с удовольствием избавились от ненавистной прусской формы, которую их заставлял носить Петр, и снова надели старые мундиры. Если ее люди снимали старые одежды, то же собиралась сделать и Екатерина. «Желая переодеться в гвардейский мундир, она взяла его у капитана Талызина, – вспоминала Дашкова, – а я, следуя ее примеру, достала себе у лейтенанта Пушкина – двух молодых офицеров нашего роста. Эти мундиры, между прочим, были древним национальным одеянием Преображенского полка со времени Петра Великого» [54].
Пока Екатерина принимала своих сподвижников в Зимнем дворце, Петр, как и собирался, прибыл в Петергоф, чтобы отпраздновать с ней День святых Петра и Павла. Он обнаружил, что в Монплезире никого не было. На постели Екатерины лежало ее праздничное платье, и это было недобрым знаком – ведь она и впрямь поменяла свои