Подробности её не интересовали, достаточно было того, что сын в беде. Она собрала всё, что у неё было припасено на смерть, объявила израильской родне, что улетает спасать Виталика, и те ещё скинулись ей на билет.
– Сара Исаковна, вы в своём репертуаре – сказала Алина, попытавшись обнять свекровь, вышедшую из зоны прилёта
– Не я это начала, – ответила та, отстранившись. – Что с Виталиком?
– Вы всё скоро узнаете.
– Что за тайны мадридского двора? Я ненавижу тайны и ненавижу сюрпризы. Повторяю, что ты сделала с моим сыном?
– Вы считаете, что я способна на что-то такое, о чём вы думаете? – спросила Алина, открывая пассажирскую дверь машины.
– Да. Способна, – кряхтя ответила Сара Исаковна, усаживаясь на переднее сиденье. – Ты только одно неспособна сделать – родить мне внука. Сколько лет уже вместе. Вы что спите в разных комнатах? Как можно десять лет увиливать. Хочешь, чтобы я умерла так и не став бабушкой?
– Хорошо, Сара Исаковна, я работаю над решением этой проблемы. Ну а пока от шуток перейдём к делам серьёзным. Виталий действительно болен, – Алина повернула голову, чтобы посмотреть на реакцию свекрови.
– Всё-таки материнское сердце не обманешь, – вздохнула та. – На дорогу смотри, а то ещё и меня угробишь. Что с ним?
– Рак.
– Вот дерьмо! Виталик сейчас в больнице?
– Нет, он дома. Его выгнали месяц назад, сказали, что нельзя портить показатели.
– Не поняла. Какие показатели? Они что там с ума все посходили?
– По смертности, Сара Исаковна, по смертности. Он должен был умереть ещё тогда, на следующий день после выписки. Но он жив, – Алина незаметно смахнула слезу. – Понимаете, жив. Это чудо. Никто из докторов не верил, что такое может случиться, а я верила. Я знала…
Она, в ту первую ночь, которая могла стать последней для её мужа, так и не смогла уснуть, и неотрывно следила за тем как спит Виталий; как слегка шевелятся его ноздри, как подёргиваются прикрытые веки, как белеют костяшки на крепко сжатых кулаках. Он словно вцепился обеими руками во что-то невидимое и неосязаемое и не отпускал от себя. Алина каждой клеточкой тела ощущала эту борьбу и её сознание дорисовывало злобный образ аморфного существа, пытавшегося унести с собой остатки знакомой ей человеческой души, оставив на кровати лишь истерзанную болью плоть. Всё это время Алина держала в руке ампулу с морфием, готовая в любую минуту, принести с её помощью облегчение любимому человеку. Что делать потом, она не знала и думать об этом не хотела.
За окном только начинало светать, когда она увидела как Виталий приоткрыл глаза, но только чуть-чуть, осматриваясь и прислушиваясь к себе. Он пошевелил пальцами, ощупав измятую простынь, слегка повернул голову и тихо спросил:
– Ты почему не спишь?
– Не хочется. А как ты себя чувствуешь?
– Не могу понять, – тихо произнёс Виталий, боясь спугнуть давно