***
– А что это значит?
– Это у меня здесь, на обороте. Стало быть, так. We forget – or rather tend to forget – that being in love (vlyublyonnost’) does not depend on the facial angle of the loved one, but is a bottomless spot under the nenuphars, «a swimmer panic in the night» (здесь удалось передать трехстопным ямбом последнюю строчку первой строфы, «ночная паника пловца»). Следующая строфа: While the dreaming is good – в смысле «пока все хорошо», – do keep appearing to us in our dreams, vlyublyonnost’, but do not torment us by waking us up or telling too much: reticence is better than that chink and that moonbeam. Теперь последняя строфа этих философических любовных стихов.
– Этих – как?
– Этих философических любовных стихов. I remind you, that vlyublyonnost’ is not wide-awake reality, that the markings are not the same (например, полосатый от луны потолок, moon-stripped ceiling, – это реальность иного толка, нежели потолок дневной), and that, may be, the hereafter stands slightly ajar in the dark. Voilà.
Заглянув в себя, молодой поэт обнаруживает, что влюбленность – это не только наши фантазии о достоинствах возлюбленной, а это еще и особое состояние нашего «Я», и кроме того «реальность иного толка», которая жутко ненадежна, но привлекательна своей безграничностью и таинственностью.
Вполне разделяемо, но неочевидно опасение юного поэта и его нежелание заглянуть в приоткрывшуюся щель грядущего. Чего же там на самом деле можно опасаться влюбленному? Вовсе не инфернальной темноты, как это может подуматься, а столкновения преображенного любовью «Я» с самой что ни на есть здешней реальностью, предощущение которого и привносит мрачные тона в яркую картину влюбленности. Поэтические метафоры «Влюбленности» Владимира Набокова точно выразили основные направления глубинного постижения любви.
Практически в это же время публикует свои «Этюды о любви» Ортега-и-Гассет, в которых философ представил основанное на глубоких размышлениях о природе любви свое понимание главного содержания любви как выхода за пределы собственного «Я».
В «Этюдах» он задается целью определить и понять, что есть любовь между мужчиной и женщиной «сама по себе как таковая». То, чем была наполнена тема любви к началу XX века, он считал неудовлетворительным. С одной стороны, это были многочисленные «любовные истории», где суть любви размывалась разнообразными обстоятельствами. С другой, в созданных великими философами «теориях сердечных чувств» имелись очевидные ошибки. Устоявшееся сведение любви к «желанию, влечению, стремлению к чему-то» (Фома Аквинский) не может выступать главным содержанием любви, поскольку желание умирает, а «любовь – это вечная неудовлетворенность». Также за саму любовь нельзя принимать ее положительные эмоциональные проявления, такие как «радость познания предмета любви» (Бенедикт Спиноза), поскольку любовь бывает печальной, безнадежной, причиняющей муки и страдания.
Ортега-и-Гассет видит в любви сосем иное ядро и заключает: «В любовном порыве человек вырывается за пределы своего „Я“: быть может, это лучшее, что придумала Природа, чтобы все мы имели возможность в преодолении себя двигаться к чему-то иному».
Определив главное содержание любви, он подчеркивает ее сущностные качества. Чувство любви «в его душевной сокровенности как явление внутренней