– Я подумала, что вам всем больше понравится горячий шоколад. Плитками никого не удивишь. Потом увидела цветы во дворе и не сдержалась. А про шоколад я совсем забыла… Простите. Теперь с утра?
– Горячий шоколад в постель… – Филипп смотрел на Сашу. Он давно заметил, что она пришивает к платью свое шитье. Молчал. Его это забавляло…
Саша с возмущением отложила вышивание. Нервно порвала яркие нитки. Получилось красиво – немного оживила цвет своих вечно серых одежд.
– Филипп, я нахожу твои шутки неприличными…
– Саша, Саша… О чем ты мечтаешь? Я ни слова не сказал о том, что ты, постель и шоколад связаны…
– Достаточно одного взгляда. Прекрати надо мной издеваться! – Саша, едва сдерживая слезы, встала.
Перед выходом взяла Веру за руку и доверительно обратилась к ней:
– Вы не представляете, какие они. Отсутствуют чувства уважения к пожилой женщине. Чем ближе окажетесь к ним, тем сильнее будут обиды.
Вера улыбнулась рассеянно. Раздала всем по цветку и предложила собраться вечером в общей комнате, чтобы попить чаю и познакомиться поближе. Федор Петрович, едва скрывая желание зевнуть, покинул комнату, его все утомило. Цветок, однако, вложил в тетрадь…
«Я ждал окончания этого месяца, как второго Пришествия. Какой будет встреча? Что я Ей скажу, что Лида мне скажет? Каждую минуту представлял себе многочисленные варианты.
Как все просто было в воображении, мне хотелось этого в реальности. Я оттягивал этот момент, боялся его в чем-то даже. Я не знал, как все будет. Но отлично представлял, как все может быть. Время тянулось долго и болезненно. Мучительно болезненно. Точка во всем была поставлена немного раньше, чем возможно было ожидать.
Семен однажды пришел полный энергии и заражающей радости. Я видел его таким всего два раза в жизни: когда его родители разводились, и когда умерла его любимая собака.
Странный он все-таки, не видел рядом с собой очевидных истин, которые прибавляют людям счастья, а вещи, нуждающиеся в глубоком анализе, воспринимал легко, естественно и никогда неудачи не воспринимал за неудачи. Искал радости в горестях. Что же касается просто радостей, он делал вид, что их нет. Иногда я думаю, что он сам подсознательно загонял себя в кризисные ситуации и стрессы, чтобы чувствовать себя счастливым. Зачем, только? Назло себе? Да, он шел по жизни смеясь, но мне от этого было больно и грустно. Как желал я ему хотя бы раз ощутить искренние и настоящие минуты. Полные простого счастья, не держащие в себе ни капли надуманного, притворного, показного.
Сначала я испугался, что это очередная боль, и его непонятная упрямая способность обернуть ее во благо. Он обнял меня и не отпускал несколько минут. Я даже не стал высвобождаться.
– Знаешь, что?
– Кто – то умер…
– Именно! Именно так!
Он поставил