Но Варавве пришлось разочароваться – там были только бедно одетые, горько плачущие женщины. Лишь одна из них выглядела знатной, и, хотя лицо ее скрывал капюшон, ясно было, что это не Юдифь – плащ на ней был не красный, и вся фигура ее выражала глубокую скорбь, чувство, не знакомое Юдифи.
Потерявшая сознание выглядела беднее всех подруг – на ней было грубое платье из серого полотна. Поражала ее тихая, трогательная красота. Роскошные волосы рассыпались по плечам и густыми золотистыми волнами обрамляли лицо, черты которого были нежны и округлы, как у ребенка. Темные ресницы зеленых глаз отбрасывали тень на бархатистые щеки.
– Что с ней? – участливо спросил Варавва.
Женщины, посмотрев на него, ничего не ответили.
Варавва вернулся к Мельхиору.
– Там – девушка чудной красоты. Она в обмороке. Нельзя ли помочь ей? – сказал он.
– Эта златокудрая красавица – городская блудница, Мария Магдалина.
Варавва вздрогнул, как ужаленный, брови его нахмурились.
– Мария Магдалина, – растерянно бормотал он. – Я много про нее слышал! Сам я не бросил бы в нее камня, но все же… если я сегодня увижу Юдифь…
– Ты не хочешь оскверниться, мой добрый Варавва! – прервал его Мельхиор. – Как я тебя понимаю! Твоя Юдифь невинная голубка, а Мария грешница!.. Так оставь ее там, где она лежит. Только знай, что та, которую ты, убийца, презираешь, раскаялась и прощена Тем, Кто сейчас умрет. Но что тебе до этого! Его распнут, а ты будешь жить… О, чудный мир, творящий правосудие!
Варавву жег стыд.
– Если она раскаялась, то почему бы тебе не подойти к ней?
– Почему? – повторил Мельхиор задумчиво. – Если бы я сказал об этом, ты узнал бы то, чего пока не можешь понять. Могу сказать тебе только одно – среди этих женщин есть та, к которой я не смею подойти. Место, куда ступает ее нога, становится священным…
Варавва окинул женщин беспокойным взглядом, пытаясь понять, о ком говорил Мельхиор, и увидел, что Магдалина очнулась и хотя слабо, но стояла на ногах, поддерживаемая подругами. Варавва снова изумился великолепию ее волос, золотом сверкающих в лучах солнца.
Вдруг раздался душераздирающий вопль. А через мгновение – новый, с такой же страшной, звериной силой.
Варавва посмотрел на своего спутника.
– Это первое ощущение той боли, которую ты сегодня мог бы испытать, – сказал Мельхиор. – Это пригвождают к кресту двух воров.
Ближе к эпицентру событий толпа стояла глухой, каменной стеной, но вдвоем с Мельхиором Варавва легко проходил сквозь нее, и вот перед ним развернулась сцена страшной казни.
По указанию Каиафы два разбойника должны быть распяты раньше Назорея. Сделано это коварным священником для того, чтобы устрашить Иисуса, заставив сначала быть свидетелем их мучений.
Но