– Конечно, – сказал Мельхиор. – Но это такое дело, в котором тебе никто не может ни помочь, ни помешать. Жизнь – талисман, но цель этого волшебного подарка ты должен понять сам!
Движение толпы вдруг застопорилось.
Опять раздались восклицания:
– Он умрет прежде, чем Его успеют распять!
– Он теряет сознание!
– Если Он не может идти сам, обвяжите Его веревками и втащите на Голгофу!
– Пусть Симон и Его несет вместе с крестом!
– Поддержите Его, злодеи, – выделился из этого жестокого хора женский голос. – Или вы хотите, чтобы до цезаря дошло: иудеи – варвары?!
Шум усиливался, возбужденная толпа бурлила, несколько человек упали, и их затоптали. Плакали дети, рыдали женщины – царила паника!
– Вот удобный случай попытаться спасти Его! – прошептал Варавва в сильном волнении и сжал кулаки, готовясь к драке.
Мельхиор удержал его.
– Лучше попробуй сорвать солнце с неба, – сказал он сердито. – Успокойся, опрометчивый дурак! Ты не можешь спасти Того, для Которого смерть – божественное преисполнение жизнью! Попытаемся лучше протолкаться вперед, чтобы узнать причину остановки.
Глава X
С этими словами, крепко держа Варавву за руку, Мельхиор бросился в самую гущу толпы, которая раздвигалась перед ним словно по волшебству. Вскоре они вышли на сравнительно просторное место, откуда можно было наблюдать за происходящим. Остановка была вызвана тем обстоятельством, что внезапная мертвенная бледность Узника, Его плотно смеженные веки и неверный, спотыкающийся шаг навели охрану на мысль, что Он может умереть в дороге и лишить дарового зрелища накаленную до предела толпу. Чтобы этого не случилось, решили поддержать Его тающие силы. Петроний поднес свою фляжку к губам Страдальца. Почувствовав прикосновение металла, Он открыл Свои лучистые глаза и улыбнулся. Очарование и нежность этой улыбки, бесконечное терпение и любовь, которые она выражала, озарили распалившихся, потных людей и подействовали на них как прохлада. Шум и крики прекратились, все невольно потянулись к светлому взгляду.
Приговоренный ими к смерти не стал пить вино. Все той же чудной улыбкой выразив центуриону благодарность, Он продолжал вглядываться в лица тех, ради кого добровольно обрек Себя на страдания. И многие, поймав этот полный неземной любви взгляд, стали сочувствовать Ему. Послышались рыдания.
– Еще пара таких остановок, и казнь, пожалуй, не состоится – народ отменит свой приговор, – недовольно пробурчал кто-то из конвоиров.
– Молчи! – оборвал его Петроний гневно. – Разве ты не видишь, что Он изнемогает от усталости и боли. Пусть отдохнет!
Но Тот, о Ком шла речь, уже пришел в себя. Легкие краски жизни опять покрыли Его лицо.
Одна женщина с ребенком на руках подошла к Иисусу и, не обращая внимания на грозные взгляды стражников, дотронулась до Его одежд. Малыш потянулся было к терновому венцу, но,