– Здешний деревенский староста, – шепнул юноша старику, – Маралом зовут.
Старик кивнул.
– И вот что интересно, – сказал он, погладив бороду. – Почти все знают истину, но предпочитают тот вариант, который для них более удобен. Люди… – тихо добавил он и сказал еще кое-что, предназначаемое, скорее, не юноше, а самому себе: – Впрочем, как и всегда…
– Можно мне пойти, Герб? – спросил юноша. Старик покачал головой.
– Я сам это сделаю, – проговорил он.
Кай лежал на телеге, зажмурившись. После долгого времени, проведенного в темном подвале, он никак не мог привыкнуть к яркому свету. Перед тем как погрузить на телегу во дворе «Золотой кобылы», его развязали, но руки и ноги мальчика еще не вполне обрели нормальную подвижность. Он даже не мог перевернуться на живот, чтобы спрятать лицо в соломе.
Вряд ли Кай понимал, что с ним делают и что ему сейчас предстоит. Марал рассчитал правильно – от длительного недоедания и вынужденной неподвижности со стянутыми конечностями сознание мальчика было затуманено.
Но сквозь этот туман просачивался шум толпы. Запахи табака, вина и поджариваемого на углях мяса вызывали тошноту. Вот кто-то совсем рядом начал говорить, и толпа смолкла – голос несся откуда-то сверху, словно говоривший стоял на возвышении. Речь была недолгой, и, когда она окончилась, толпа взревела.
Чьи-то сильные руки подняли Кая с телеги и куда-то поволокли. Вокруг мальчика шумело, но сил, чтобы поднять голову, не было. Все, что он видел, – это пробегающая внизу земля с клочками истоптанной травы. Потом трава сменилась деревянными ступенями, потом – свежеоструганными досками. В нос ударил одуряющий запах недавно срубленной сырой древесины.
Кая положили на большую колоду лицом вниз и, протянув вперед руки, крепко стянули запястья веревками. Вроде бы орудовал один человек. Это он высоким от возбуждения голосом все приговаривал:
– Та-ак, вот та-ак, еще немножко… – От этого человека резко пахло потом и еще незнакомо и неприятно, чем-то соленым.
Щекой Кай упирался в нагретую солнцем шершавую поверхность колоды. Перед его глазами мутно качались лохматые головы. Потом доски заскрипели – на помост вошел кто-то еще. Через несколько мгновений Кай услышал густой голос деревенского старосты Марала:
– Властью, данной мне его сиятельством графом Конрадом, за беспричинное нападение с целью смертоубийства и нанесение тяжелейших увечий невинному юноше приговариваю отрока Кая, урожденного города Мари, к публичной порке в пятьдесят плетей! Приговор приводится в исполнение немедленно!
Эта длинная и малопонятная фраза бессмысленным гулом отдалась в голове Кая. Он даже не сделал усилия, чтобы уяснить для себя ее значение. Над мальчиком что-то свистнуло. Солнце все еще резало глаза, поэтому Кай опустил веки.
Мужичок