Впрочем, и то правда, сама судьба ему много покровительствовала. В отношении к нему она поступила, как сметливый минералог, который начал было делать разные разложения и эксперименты над каким-нибудь редким самородком, но которому в продолжение работы пришлось до того залюбоваться своим сюжетом, что ему стало жаль его портить, и вот он бережно поставил его в кабинет, как замечательную редкость, и только изредка любовь к науке заставляла его вновь приниматься за самородок, и опять ему становилось жалко и опять он ставил его на прежнее место. Эта пощада со стороны судьбы была, как и все, что действовало извне на Савелия Фомича, для него не бесплодна. Из неё он выработал для себя ровное, редко смущаемое спокойствие духа, светлый взгляд на жизнь и ту добродушную, частую улыбку, сквозь которую просвечивал разум, улыбку «себе на уме», которая так нравится и, к несчастью, так редка на свете. Жизнь ему многого стоила, но, раз успокоившись насчет жизни и её явлений, согласившись с одними и помирившись с другими, Савелий Фомич, несмотря на свой несколько скептический ум, стал под старость большим оптимистом…
Здесь не мешает заметить, что люди преимущественно практические, для которых жить значит действовать, действовать где бы то ни было и как бы то ни было, но только действовать и приносить пользу, – все такие люди всегда более или менее оптимисты. И оптимистами они большей частью делаются, а не родятся, и этим отличаются от тех мелких натур, которые, кажется, с молоком кормилицы впивают в себя довольство и самодовольство. Впрочем, у Савелия Фомича оптимизм проявлялся большей частью в редкой терпимости и снисхождении, сквозь которые, как сквозь магические стекла, смотрел он, как кипела вокруг него жизнь и как жили в ней люди.
Савелий Фомич женился рано и по любви на девушке очень бедной. Сам он тоже ничего не имел, кроме небольшого жалованья, которое было совершенно в пору его маленькому чину. Погоревав года полтора со своею молоденькою женою, успев разочароваться касательно романтической любви в хижине и семейного комфорта на два тощих желудка, Савелий