Я останавливаюсь, поддергиваю рукав и гляжу на фосфорицирующие стрелки.
До Нового Года еще целых пять минут.
«Мадонна»
– Королев! – рявкает командный голос со стороны офицерского коридора, я с сожалением шлепаю зажатые в руках костяшки домино на стол и, под недовольное брюзжание партнеров, спешу на голос.
– Значит так, – критически оглядывает меня стоящий у открытой двери офицерской каюты мой «бычок» капитан-лейтенант Пыльников. – Давай быстро переоблачайся в форму «три»[11], сопроводишь меня в поселок.
– Есть, радостно вякаю я, и шаркаю тапками в сторону баталерки.
Сегодня воскресенье, на дворе весна и в казарме скучно.
В баталерке, склонившись над стрекочущей машинкой, штурманский электрик и наш внештатный портной Иван Лука, сооружает очередные морские клеша.
Здесь же, напротив, устроившись на банке[12], на него трепетно взирает очередной клиент, а на широком подоконнике, привалившись к косяку, радиометрист Серега Кокуйский, лениво перебирает струны пестрящей наклейками гитары.
– Ты куда это намыливаешься? – интересуется Серега, видя, как сдернув с высокого стеллажа тремпель, я начинаю переодеваться.
– В поселок, – натягиваю через голову тесную форменку. – «Бычок» приказал.
– Считай повезло, – отрывается от своей машинки Лука и звонко щелкает пальцами.
Клиент – химик Витька Полдушев, быстро извлекает из кармана робы сигарету, уважительно передает ее мастеру и подобострастно чиркает спичкой.
– М-м-м, – окутавшись дымом, довольно мычит Лука, и таинство продолжается.
Через пять минут, защелкнув на шинели ремень и шаркнув напоследок бархаткой по ботинкам, я подхожу к двери офицерской каюты и стучу пальцем в дверь.
– Ну что, готов? – блестя золотом погон на парадной тужурке, возникает в проеме Сергей Ильич. – На вот, держи. И сует мне в руки объемистую коробку.
Судя по весу и звяку, в ней что-то тяжелое и хрупкое.
Потом он исчезает и вскоре появляется в шинели и мичманке с «крабом», – пошли.
Скрипя ботинками по навощенному до блеска паркету, мы идем по офицерскому коридору, затем по широкому проходу матросского кубрика, уставленного по сторонам двух ярусными кроватями и, миновав скучающего у тумбочки дневального, выходим на лестничную площадку.
– Неси осторожно, – многозначительно поднимает вверх палец Пыльников. – Там, – кивает на ящик, – мадонна.
– Есть! – проникаюсь я сознанием и крепче перехватываю опоясывающий его шпагат.
Потом мы спускаемся по гулким маршам с пятого этажа, Сергей Ильич гундит под нос какую-то мелодию, а я, топая сзади, размышляю, что же такое в ящике.
Исходя из моих познаний, мадонна смазливая девица, изображаемая художниками, вроде итальянцами. Но если так, то почему звякает? Непонятно.
Когда выходим из казармы, капитан – лейтенант, словно читая мои мысли, интересуется, знаю ли я что такое мадонна?
– А