Голова шла кругом. Тэм не мог спрятаться в этой комнате – душу мгновенно охватила острая боль невосполнимой потери. Ведь он больше всего на свете любил рисовать, подбирать правильные цвета, чтобы воплотить жизнь на бумаге и сделать её волшебной, яркой, такой, какой он хотел её видеть…
– Ты чего грустишь? – послышался рядом девчачий голос.
Тэм подскочил на месте и обернулся. На него с любопытством смотрела девчонка лет десяти-двенадцати. Ростом ему по грудь, на мир смотрит огромными зелёными глазами, и в этом цвете, казалось, воплотилась июньская зелень. Рыжие волосы собраны в две косички, спускавшиеся по плечам, лицо усыпано веснушками, красиво очерчённые губы сжаты, как будто девчонка сдерживалась, чтобы не рассмеяться. На ней был джинсовый комбинезон ярко-синего цвета длиной до колена, под ним – майка почти в тон глазам; казалось, такое сочетание цветов должно было выглядеть жутким, но девчонка выглядела яркой, как тропическая птица.
Тоска резко уступило место Тэму. Он не ожидал, что контроль над телом и языком так быстро вернётся, а потому промямлил что-то невразумительное, чего и сам понять не смог.
– Прости? – девчонка широко улыбнулась.
– Я не грущу, – буркнул Тэм. – Просто настроения нет.
– Так не бывает, – в зелёных глазах плескались золотистые искорки, и Тэм застыл, поражённый волшебной игрой. – Настроение есть всегда, просто оно бывает хорошим и плохим.
– Значит, у меня плохое.
От неё исходила волна доброжелательности и сладкой радости, какая бывает от знакомства с приятным человеком. Эти чувства были невероятно заразительны, как и улыбка девчонки, но тоска Тэма давила собой любой проблеск радости.
– Меня Даша зовут, – сообщила девчонка. – А тебя?
– Тэм.
– Какой ты бука, Тэм, – Даша шутливо надула губки. – А чем ты болеешь?
На миг изумление отогнало тоску, и Тэм непонимающе посмотрел на девчонку.
– Болею? – он покачал головой. – Нет. Я здоров.
– А вот и нет, – назидательно проговорила Даша и подняла вверх указательный пальчик. – Сюда попадают только те, кто тяжело болеет, и потому не может жить в большом мире. У меня порок сердца, а у тебя?
Тэм окончательно перестал что-либо понимать. Он не разбирался в медицине, но отец иногда рассказывал о болезнях что-то, что знал сам. Говорил как-то, что у него был коллега с пороком сердца, как тяжело ему было работать, как плохо он выглядел. Даша же казалась нормальной, здоровой, даже улыбалась задорно. Да и если верить отцу, коллеге сделали операцию и вернули на работу. Его точно не понадобилось запирать где-то, потому что он не способен жить в большом мире.
Пламенем в памяти вспыхнул вчерашний разговор с Евой. Вот, значит, как она удерживает этих детей здесь? Врёт им, что они больны? А как же сотрудники интерната? Неужели не против этого?
От тоски не осталось и следа, её место по капле заполняла злость.
– Я здоров, –