– Он не из тех, кто подставляет другую щеку, – с иронией согласилась Алиенора. – Как и Томас Бекет.
Андре ухмыльнулся:
– Сомневаюсь, что даже мученическая смерть сделает из Жоффа святого.
– Мученическую смерть он вполне сможет обрести, если и дальше будет вести себя, как высокомерная задница, – мрачно предрек Ричард. – Нам придется целое заседание совета посвятить разбору жалоб на него. Его же собственные монахи ненавидят Жоффа почти так же, как монахи из Ковентри ненавидят этого ублюдка Гуго де Нонана.
Ричард поведал Алиеноре, что после взятия Ноттингемского замка собирается созвать большой совет, и она тут же воспользовалась возможностью:
– Ричард, нам нужно решить, что делать с Джоном.
– Предлагаю отдать его в рабство на галеры.
– Милосердия он не заслуживает, – признала она, получив в ответ ироничную усмешку.
– Но тем не менее, ты хочешь, чтобы я его проявил.
Алиенора кивнула.
– Я подумаю об этом, матушка, – уклончиво ответил ее сын.
По мнению Андре, Джону следовало бы разделить судьбу сержантов, болтавшихся на виселицах в Ноттингеме. Но сейчас он, к своему разочарованию, понял, что тот вполне может избежать заслуженного наказания, и это пришлось ему не по вкусу. По пути обратно в лагерь Андре спросил Ричарда, собирается ли он и в самом деле подумать о прощении Джона, и когда тот лишь пожал плечами, не смог сдержать восклицания:
– Господь Всемогущий, но почему?
Ричард помолчал, не отрывая взгляд от дороги.
– Когда мать меня просит, трудно сказать «нет».
– Почему она хочет, чтобы предательство Джона было забыто?
– Прощено, – поправил Ричард. – Не забыто. Андре, он ведь ее сын, и в его жилах течет та же кровь, что и в моих. Пусть мне это не нравится, но тут ничего не поделаешь.
Де Шовиньи тактично оставил эту тему. Он не согласился с Ричардом, но ему и не требовалось мыслить династически, и слава Богу за это. Вернувшись в Ноттингем, он оглядел виселицы и тела, тихо раскачивающиеся на ветру – зрелище, которое нисколько не смягчал даже лунный свет – и вдруг понял, что уже не в первый раз по долгам Джона платят другие люди.
Третий день осады начался для войска короля хорошо – с добрых вестей, привезенных епископом Даремским: узнав о возвращении короля, гарнизон Тикхилла сдался. К полудню мангонели были готовы и вскоре начали обстреливать замок, вздымая при прямом попадании облака пыли и обломков. Как некогда при Акре, Ричард установил восьмичасовые смены, чтобы осадные орудия действовали день и ночь, не давая защитникам замка передышки. По лагерю уже разнесся слух о греческом огне, и люди Ричарда испытали острое разочарование, узнав, что король пока не будет его использовать, но находили некоторое утешение, глядя,