Песнь северного ветра. Елена Тальберг

шепота воды, дыхания ветра… Случайные нити, которые я и не пыталась сплести, пока не пришёл ты.

      Охотник молча кивнул в ответ.

      Они ехали вперед, высматривая старую дорогу в цветущей степи. Солнце клонилось к закату. Лошади с рыси всё чаще переходили на шаг. Почва становилась тверже, часто попадались камни и песок, травы и цветы поредели, росли только пучки ковыля да полынь. Вместе с сумерками их обступили и насыпи каменоломен. Разбитые глыбы, неубранные груды щебня, осыпавшаяся порода. Скальные выходы здесь были невысокими. На фоне Гор они и вовсе теряли свой масштаб.

      Ведьма спешилась и повела коня мимо гулких темных камней ограды, обступившей узкую ленту дороги.

      – Дальше есть бараки рабочих и дом управляющего, очень ветхие уже, но для ночлега сгодится.

      Но ведьма не слушала его. Она шла, чувствуя на шее и руках еще теплое дыхание каменных стен, нагретых за день. Дорога поднималась в гору, обвивая скалу. Она не и не заметила, как выпустила поводья, как правая стена осталась внизу, и вечерний воздух скользнул под рубашку, холодком пробежался по груди, животу, жаркой спине. Простор был близок, осталось только преодолеть пару выступов и – вот она вершина. Но ровные плиты, открывавшие путь и отполированные сотнями ног, здесь были сложены немыслимыми углами, уходили одна под другую, выступали внезапными преградами, осыпались ручейками камней. Наверх пришлось лезть наощупь, припадая к земле. Руки и ноги дрожали с непривычки. Ветер казался ледяным.

      Днём эта вершина давала неплохой обзор – позади степь с блюдцами озёр и пятнами рощиц, справа громады Гор, застилавшие взор, прямо тракт, ведущий в Черный Дом.

      Но сейчас ночь укрыла всё. Только груды шлака да остатки построек проступали темными пятнами.

      Она закрыла глаза. Ветер скажет то, что не видно в ночи. Ведьма подошла к самому краю, когда следующий шаг – и ты в его объятиях. Уставшими руками распустила косу и шнуровку рубашки. Порыв – рубашка и волосы взметнулись за спиной.