Ближе к полудню воротная калитка Шандадского замка приоткрылась выпустить вовне седока, выезжавшим из нее верхом на коне, чуть пригнув при этом голову. Приподняв же ее, он ощутил на себе приятно заслепившее глаза ласковое воздействие утра, еще сохранившего остатки ранней свежести в пасмурной ветренной погоде и сиявшее чистотой и небесной голубизной на отдалённом обозримом пространстве раскинувшимся перед ним вдали. Дверь сзади закрылась и шевалье д’Обюссон или просто Франсуа засим наконец-то оказался вольно предоставленным самому себе и на самом начале этого пути, который постоянно его манил и звал, на который он столько раз чуть не срывался встать раньше времени и удерживался лишь благодаря желанию продлить свой визит предстоящим балом.
Наконец вырвавшись из тисков времени, отделавшись от назойливых вопросов по поводу сборов, могущих повлечь за собой попутчика, оставив все прочие неприятности позади, он со спокойной душой и беспокойным сердцем отправился в далекий путь во дворец, где царило праздное оживление и веселье и где он надеялся познакомить с собой обожаемую хозяйку; сам-то он был знаком с каждой складочкой ее восхитительного тела, нежного и смуглого, еще неизведанного, не испробованной податливостью обнаженных девичьих прелестей, удовольствием полного обладания и эротических наслаждений с ней.
Он ехал ей навстречу, весь отдавшись во власть пламенного воображения, могущий поэтому ехать начало пути только конским шагом, выдерживая ходку коня, даже на спусках. Давно прошло то время, когда оглянувшись назад он с самого пологого места склона шапкообразного холма в последний раз увидел Шандади, устремившись далее по следам вытоптанным уходящими англичанами, и до сих самых пор, оказавшись на поднятии, далеко позади среди массы вершин узнавал знакомую выпуклыми очертаниями синеватую шапку.
Так могло показаться, он слишком много теряет времени, что может и до вечера не успеть, но будоражащие воображения снова захватывали его и уводили из этого во внутренний мир пылкой горячей души. Будущее рисовалось ему самыми розовыми и романтическими красками захватывающими и умопомрачающими рассудок до ослабления и полного изнеможения внутреннего состояния.
Но стоило пустить коня галопом и длительное время продержать себя на быстром скаку средь зеленого горного ландшафта, на кажущемся ветерку, не сказать свежего, но чистого воздуха, как слабость пропадала, заменяясь возвращавшимися силами, он снова чувствовал себя как прежде своесильным и неотразимым в своем стремлении к достижению желаемой цели. Франсуа опять ощущал в себе те силы, что позволяли ему легко входить в свой жанр. одновременно с этим чувством полного превосходства над обстоятельствами он не мог не быть доволен своим щеголеватым видом, пошитым Бертоном, в прошлом дворецким портным, мастерски отделанным в том