– Как принц я при желании мог бы разрушить любые чары, – продолжал он, все еще оглядываясь, рассматривая что-то незримое мне, – но, сказав, что это заклятие очень сильное, я не преувеличивал. Оно неподвластно даже мне. Овод, должно быть, потратил много усилий на то, чтобы осуществить такую ма́стерскую работу, что ему не свойственно: насколько я его знаю, он и со стула не стал бы подниматься без особой необходимости. Ваше Ремесло, должно быть, очень дорого ему. Начинаю понимать, почему он так настаивал на том, чтобы я заказал у вас портрет.
Я медленно выдохнула.
Кое-что из сказанного принцем звучало подозрительно: я полагала, что Овод не имел никакого прямого отношения к нашей сегодняшней встрече, но остальное заставило меня почувствовать такое облегчение, что я почти сразу отмахнулась от этой мысли.
– Я понятия не имела, – проговорила я. – Вы первый, кто мне сообщил. Раньше никто этого не упоминал.
Принц прошел мимо меня; рукава его одежд коснулись моей руки. Мастерская чрезвычайно заинтересовала его. Это была самая большая комната во всем доме – и самая захламленная, хоть мы и старались изо всех сил регулярно приводить ее в порядок. Незанятым сейчас оставался только небольшой диван у окна. На столике слева от меня стояли хрустальная ваза с двумя павлиньими перьями, набор импортного фарфора, стопка книг в кожаных переплетах и пустая птичья клетка. Обитые парчой стулья были завалены разнообразными драпировками всех оттенков и узоров. Так было во всей комнате: в каждом углу, в каждой щелочке – новая коллекция диковинных вещей, как будто моя мастерская была своеобразным эклектичным музеем человеческого Ремесла в миниатюре. И в центре всего этого скромно располагались мои стул и мольберт.
Принц, кажется, слишком увлекся и не собирался отвечать, поэтому я продолжила:
– Работая с меценатами из числа людей, портретисты обычно отправляются к ним на дом и работают там. Так как я, конечно, не могу проделать подобное с фейри, мы выбираем подходящие декорации для фона прямо здесь, в этой комнате.
– Это сковывает нас, – пробормотал принц, осторожно дотронувшись до птичьей клетки. Одними кончиками пальцев он провел по тонким металлическим прутьям. Мне вдруг вспомнился ворон на ветке дерева. О чем бы он ни говорил, мне следовало проявить сообразительность и заранее отнести клетку в другую комнату. Никогда еще мои клиенты, окруженные всей этой безвкусной бутафорией, не выказывали ничего, кроме полнейшего восторга.
Он отдернул руку и обернулся. Задумчивость на его лице исчезла и снова сменилась улыбкой, как утренний туман, растаявший в лучах солнца.
– Я имею в виду чары, наложенные Оводом. Почему никто не упоминал об этом. Ощущение, как будто вокруг твоих запястий – пара наручников, легких, как паутина, но крепких, как железо. Ни одному фейри не нравится признавать свою слабость.
– Но вы исключение, сэр?
– О нет, совсем нет.