Рассказывали, что у дуэли было множество других свидетелей, все дамы прильнули к окнам бального зала и с трепетом наблюдали за перипетиями боя, вернувшегося в зал Маркóва встретили аплодисментами, все хотели танцевать с ним. Оркестр заиграл мазурку, которую танцевали непрерывно четыре часа, до рассвета. Штабс-капитана увезли в экипаже в госпиталь. Придя в себя, он подписал рапорт с обычной в таких случаях несуразицей: дескать, точил шпагу, уперев ее для удобства острием в грудь, неловкое движение, очнулся – в бинтах. Рапорт был принят с высочайшим удовольствием. Указ императора был строг, но сам Александр добр, необходимость сослать в Сибирь такого блестящего офицера, как Маркóв, доставила бы ему жесточайшие душевные страдания. Да и свидетелей дуэли не сыскалось. Дело закрыли. Собственно, его не открывали.
Остался анекдот и воспоминания, что на том балу в мазурке Маркóв превзошел всех, превзошел себя, он танцевал как бог, как Кармазин, и был неутомим, как Соловьев. Так говорили дамы, а мнению дам в этих делах можно доверять. Были и другие мнения, людей серьезных и основательных, более сведущих в мужских делах. Они говорили, что в этой троице главенствует все же Маркóв, как ум главенствует над руками, ногами, сердцем и другими частями тела, функции которых выполняли Кармазин с Соловьевым. Этих двоих Шулепин уже наблюдал в деле и составил о них свое мнение, оставался третий, который интересовал его в наибольшей степени. Интересовал настолько, что он вылез из кареты и, щуря глаза, стал всматриваться в приближающегося всадника.
Между тем Кармазин с Соловьевым продолжали свой разговор.
– А кто это с Пашкой?
– Да Уваров, больше некому, – сказал Кармазин. – Молодой, поступил в полк перед самым походом, так наслаждается гусарской формой, что являет ее всему свету. Кому ее здесь являть? Так нет же, в одном ментике скачет, как будто мороз не про него. Других таких дурачков у нас нет.
– Из каких Уваровых?
– Да из наших, из костромских.
– Уж не Сергея ли Павловича сынок? – наморщил лоб Соловьев. – Да нет, не может быть, тот еще пацаненок. Я когда в отпуске был, заехал к ним по соседству с визитом, так он от меня не отходил, то дай ему саблю в руках подержать, то шнуры на ментике пощупать.
– Да ты когда в отпуске-то был?
– Ох, давно. И правда – бежит время.
– Бежит, – согласился Кармазин. – А смены все нет. И судя по всему, не будет. Уваров – это не смена. Куковать нам здесь с тобой до последнего. А это что за шпак? – нарочито громко спросил он.
Кармазин соизволил, наконец, обратить внимание на Шулепина. Штатских он вообще недолюбливал, как всякий военный человек, а этот и вовсе ему не понравился. Чем, Кармазин разбираться не стал, не понравился – и все тут, больно важничает,