Пролог
Просыпаясь каждое утро в своей постели. Лежа на чистых лиловых простынях. Пускаясь снова и снова в рабочий день. Возвращаясь домой к жене и просиживая часами в ожидании ужина. Кружа неделями в кутерьме забот, проблем и пропитанных ожиданием дней. Расплачиваясь в срок по счетам. Заходя в гости к знакомым, с которыми коротаешь вечера, глядя, как утекает время… Проделывая все это день ото дня, совершенно привыкнув к тому, что считаешь сейчас нормальным, и любя всей душой эти хлопоты, невероятно странно вдруг встретить человека из прошлого и осознать, как сильно все вокруг изменилось, а главное – как сильно изменился ты сам.
Александра Свиренко узнал я не сразу. Он стоял на автобусной остановке, вдали от людей, отрешенно глядя по сторонам. Увидев меня, он непринужденно махнул рукой. Так, словно и не было времени, которое нас разлучало. Я кивнул и двинулся дальше, лишь отметив, как сильно он изменился: стал мрачным, неухоженным, с глазами, полными одиночества и мрачного осознания того, что он собственноручно разрушил свою жизнь. Осознания, которое он прятал под маской безразличного забвения.
Я знал, что он давно уже остался один, забытый всеми, кто знал его прежде, как обрывок воспоминаний, всплывший вдруг во сне и потерявший свою значимость с приходом утра. Наверное, мне стоило подойти к нему, узнать, как идут его дела, но я совершенно не видел в этом смысла, ведь точно знал, что он мне ответит. К тому же, хоть я и не держал обид, но не привык давать людям еще один шанс обмануть мое доверие.
С Александром Свиренко я познакомился зимой 2012 года, когда учился на медицинском факультете городского университета. Один мой старый друг, Егор Анохин, уговорил меня заглянуть в небольшой бар, где собирались его новые приятели. Я не хотел идти к ним – признаться честно, стеснялся себя, ведь одет я был в старую толстовку, зашитую когда-то заботливой рукой моей матери. А в баре наверняка сидела разодетая компания, готовая потратить за вечер больше, чем я имел на неделю. Но все же я решил заглянуть ненадолго, чтобы вскоре уйти, придумав какой-нибудь повод.
Свиренко я заметил сразу. Этого парня трудно было оставить без внимания. Среднего роста, черноволосый, с широкими мужественными плечами, миловидным лицом и приятной улыбкой, сквозь которую проглядывала щербинка в зубах. Черное пальто его небрежно висело на стуле. Серая шапка, по невнимательности, с которой он относился к вещам, лежала у его ног. Свиренко никогда не ценил вещи, мало к чему относился серьезно, да и вообще образ жизни вел весьма аскетичный. Он был одним из первых увлеченных лишь самой сутью парней, которых я встречал на протяжении следующих двух лет, и, наверное, более остальных повлиял на мое мировоззрение, которое складывалось тогда из религиозных практик, американской классической литературы и туманных песен Джона Фогерти, Лу Рида и безумного Моррисона. Но, самое главное, именно Свиренко познакомил меня с людьми, которые, сами того не осознавая, перевернули с ног на голову все мое представление о жизни и о себе самом, оставив после себя рваные следы воспоминаний, фраз, образов и всего того, что я привык считать своей внутренней самостью. Совершенно вытеснив те забытые и уже не нужные постулаты, которыми вскармливали меня с рождения. Они стали моим миром. Моими мыслями. Они стали мной. Позволили впервые почувствовать, что моя жизнь тоже чего стоит. Что я, кем бы я ни был, настолько же нужен вселенной, как и любой, кто встретится мне. А после они оставили меня позади, как часть прошлого, с которым невозможно устроиться в новом времени, не терпящим инакомыслия и отклонений. Времени, в котором всем нам оставили право быть лишь отпечатком прежних себя, лишённым того, что мы ценили больше самой жизни, – простой, но, увы, нелепой мечты быть теми, кем захотим быть мы сами. Времени, в котором на нас накинули бремя забытых и совершенно не нужных детей свободы, закованной в допустимые нормы нового порядка.
Со временем роль, которую играл Александр Свиренко в моей судьбе, все больше отдалялась на второй план, да и стоит признать, что он был далеко не самым ярким представителем нашего поколения и меркнул рядом с теми, кто встречался мне после. Но все же он был тем, без кого моя жизнь могла приобрести совершенно другой облик. Он просто был рядом со мной. Он был настоящим. И я любил его, как и каждого, кто решил однажды, полностью отдавая себе отчет в своих действиях, осознанно сойти с ума, зная, что это приведет к неизбежной гибели.
Я называл его парнишкой с Керуаковских страниц после того, как следующим летом Свиренко, узнав, что я грежу идеей пути, украл для меня «На дороге» из маленького книжного магазинчика. И знаете, даже воровал он совершенно невинно: просто хотел подарить мне эту книгу, а денег у него, как и работы, никогда не водилось, что нисколько не очерняло его в моих глазах, поскольку, отрицая условности общества, Свиренко, в том числе, отказывался и от благ, им преподносимых. После он подарил мне книгу «Бродяги дхармы» с закладкой, оставленной когда-то парнем, прожившим месяц в горах. В то время я проходил учебную практику в городской больнице, а ночью подрабатывал охранником на складе и, в общем-то, днями и ночами сидел в одиночестве, читая книги, которые приносил мне Свиренко.