– А что ты хотела для мужа, женщина, когда обвиняла его в связи с царицей?
Вея побелела:
– Нет-нет! Государь, он… только руки тянул да… Он… Она… наверное, он просто в её красу влюблён!
Ориксай поднял светлые, одинаковые у нас ним брови:
– Так ты мстить пошла, только за глупые мечты твоего мужа?!..
Он посмотрел и на меня, точно гранит, острые осколки скал, иней на них …
– Кто ты после этого?
Он снова повернулся к Вее:
– Если хочешь жить и, чтобы твой муж был жив, ты навеки замолчишь, поняла? Полностью. Полного молчания обет! Никто и никогда больше не должен услышать твой голос. Считай, что тебе отрезали язык! Ты всё поняла?!
Вея побледнела и затрясла головой, соглашаясь.
– Второго раза не будет, Вея! Если нет, голову срублю не тебе, ему!
Он, не глядя выкинул палец, как копьё в мою сторону, и прикрикнул на неё:
– Ему!
А потом посмотрел на меня:
– Ты до чего довёл женщину, что она ума лишилась? Женись на ней и не болтайся больше. У вас, было сказано, скоро шестой ребёнок будет.
Я смотрю на Вею, которая снова взялась плакать, точно беременна, вот и слезлива стала… ах, ты, Веюшка, бедная моя…
Ориксаю, очевидно, слёзы на сегодня уже надоели, поморщившись, устало, он приказал отвести Вею в наши покои.
Но едва она вышла, усталости слетела, как туман от урагана, он подскочил, будто распрямилась сжатая пружина:
– Ты шутки шутишь, Яван?! Ты прикоснулся к царице?
Я отшатнулся, так жгли его глаза:
– Ну… – я растерялся.
– Убью тебя… – сипло прорычал он, едва сдерживаясь, чтобы…
Мне показалось, он зубами своими белыми мне вонзился бы в горло как здешний громадный волк.
– Уйди…
– Прости, Ориксай, я… – прошептал я.
– Вон! – бесшумно рыкнул он, и страшнее я ещё не видел и не слышал ничего. Почему он не убил меня сейчас же?
Не убил, и стоило это мне огромных сил: удержаться и не прикончить Явана немедля голыми руками. Таких усилий над собой я не предпринимал никогда раньше…Но свою злость и жажду мести я сегодня всё же удовлетворил: позвал ратника и приказал казнить Агню. Как и всех отвратительных преступников, казнят ночью в позорном месте у нужника и, свалив тело в выгребную яму, с проклятием забывают. Не принято смотреть на казни, как на отправление нужд.
Но свою злость и жажду мести я сегодня всё же удовлетворил: я позвал ратника и приказал казнить Агню. Как и всех отвратительных преступников казнят ночью в позорном месте у нужника и, сваливая презренное тело в выгребную яму, с проклятием забывают. Не принято смотреть на казни, как на отправление нужд.
Я не смотрел даже, как её увели… Если бы сделал это тогда, после убийства Руфы… Хотя бы изгнать надо было из столицы… Как дорого обходится слабость.
Я навсегда запомнил о ней не то, что произошло