– Но ведь это страшно! – вырвалось у Жуковского.
– А ты помни об этом. – Мерзляков посмотрел на своего соседа серьезно и, кажется, сочувствуя.
Воейков выскочил из-за стола:
– Свершилось, господа! Сегодня 12 января 1801 года. Наш Союз благословила сама Татиана мученица, а под ее молитвой – всё молодое, все даровитое на сим белом свете! Господа! Стол накрыт, прошу отобедать.
Поднялись.
– Отечество! – негромко сказал Мерзляков.
– Отечество! – ответили ему члены дружеского общества.
Судьбою угнетенные
Василий Андреевич очень даже понимал нелепость поведения своего. Из Соляной конторы он мчался домой, стало быть, к Юшковым, облачался во фрак и – вприпрыжку к другим родственникам, к Вельяминовым. Даже самые дорогие гости, если всякая мера исчерпана, становятся обузой. Но что он мог поделать с собой? Перестал летать – и только. Теперь он волокся в сторону заветного особняка, заманивая себя туда и сюда, решительно поворачивал восвояси, всякий раз оказываясь перед дверьми, за которыми его ждали.
Он знал: его не гонят отсюда не потому только, что он родственник – дядя Марии Николаевне. Ничтожность его положения столь очевидна, что он есть, а все равно будто его нет. Ну где же несуществующему скомпрометировать девицу на выданье. Всем ведь всё известно. Жуковский – сын суки, хуже того, рабыни, и ладно бы немец или француз – полутурок! За Жуковским ни гроша, ни пяди земли. Се – человек без будущего. Разве что до коллежского асессора дослужится. Да и этого много. По слухам, поведения самого неразумного. Такие орлики титулярных советников получают перед самой отставкой.
Но ведь и пастухи бросают сердца к ногам принцесс и королев.
Василий Андреевич любил Марию Николаевну не по-родственному, но уж столь высоко, что слияние на земле с возлюбленной было для него немыслимо. Душа рвалась в просторы вечности, к любви, от которой не дети, а свет.
Кружа по Москве, чтобы не явиться к Вельяминовым слишком рано, очутился он на Кузнецком мосту и как раз перед книжной лавкой Платона Бекетова.
Бекетов – гордость московской аристократии. Свою типографию он завел в пику купеческим, пораженным всеядностью, отсутствием вкуса, но все понимали: пика острием направлена в иное – в тиранию Павла! Ничего предосудительного, упаси Боже – политического – Бекетов не издавал, но вызовом казался сам поиск даровитостей. Вот и Василий Андреевич получил письменное приглашение посетить книжную лавку на Кузнецком. Визит он откладывал со дня на день: робость ела поедом. Со знаменитостями, как с красавицами, – ног под собой не чуешь, а в голове – пробка.
Однако ж время надо было убить, дотронулся рукою до двери, а дверь и распахнись! К изумлению Василия Андреевича, Бекетов опередил служителя, ходившего наверх с докладом:
– Жуковский! Я вас заждался. Читал «Мальчика у ручья», в журналах читал…
Провел в