– Может быть, ярлыки спороты?
– Не думаю, их обычно вшивают. Можно, конечно, отрезать, но кончик все равно должен остаться.
– Выходит, их не было вообще, так вы считаете?
– Именно так.
– Что же из этого следует? – прикинулся простачком Шумский.
Старик хитро взглянул на него из-под очков:
– Что из этого следует… Тут может быть два варианта: либо рубашки сшиты кустарным способом, дома, и проданы; либо их сшили на фабрике, но сумели вынести и продать до того, как они попали в ОТК и всю последующую контрольную службу.
– Спасибо, – сказал Шумский, – а не можете ли вы определить, что это за ткань?
– Почему же, охотно… Это мое ремесло… Наш, отечественный трикотаж. Шелковая нить, сорт первый, – сказал эксперт, взвешивая каждое слово. – Но должен вам сказать, что трикотаж не ленинградский. Машин, дающих такую вязку, у нас нет. По всей вероятности, это рижская продукция, фабрики «Блонда».
– Вот как? – проговорил Шумский и вынул из сейфа рубашки, найденные в портфеле у Красильникова. – Ну а что вы скажете об этих?
Старик снова долго водил лупой, разглядывая материю, но теперь Шумский сам помогал ему.
– Та же картина, – сказал эксперт. – Все то же самое. Цвет только разный – те полосатенькие, эти белые… Но материал одной фабрики. А где сшиты – неясно, потому что опять же ярлыков нет.
– Ну что же, – удовлетворенно сказал Шумский, – мне остается задать вам последний вопрос: какова продажная цена такой рубашки?
– От шестидесяти до семидесяти пяти рублей, – ответил старик. Кусочком замши он протер лупу и аккуратно положил ее в кожаный футляр. – Но я знаю, вы люди точные и любите точность. Поэтому разрешите мне уточнить цену и позвонить вам. Однако имейте в виду: эти рубашки ни в коем случае не дороже и не дешевле той цены, которую я назвал.
Вечером Чупрееву в Ригу была послана шифрованная телеграмма. Ему предлагалось произвести негласный обыск у рижских приятелей Потапенко.
В ожидании вестей от Чупреева Шумский и Изотов продолжали допрашивать свидетелей. Обнаружилось уже восемь человек, которые приобрели рубашки у Потапенко. Цена колебалась от сорока до пятидесяти; причину продажи Потапенко всем называл одну и ту же. Шумский и Изотов уже сами, без эксперта, легко узнавали особую вязку трикотажа, которую производила лишь одна фабрика в Союзе – рижская «Блонда».
– В чем же дело? – спросил Изотов, небрежно чиркнув спичкой, чтобы дать прикурить Шумскому. – Спекуляция?
– Угу, – затягиваясь, прогудел Шумский. – Хороша спекуляция! Хотел бы я найти дельца, который покупал бы за шестьдесят-семьдесят рублей, а продавал за сорок. Это все равно что