Воспоминание об этой встрече, об этом разговоре, со времени которого минуло три дня, как огнём обожгло Александра.
– Татарин буду? – хрипло прошептал князь, ещё крепче сжимая поводья, так, что конь его зафыркал, прядая ушами и раздувая ноздри. – Ты кем же мнишь-то себя, а великий хан? Не Господом ли Богом?..
Он с трудом подавил желание сорвать с пальца драгоценный перстень и швырнуть в кусты. Этого нельзя было делать, но как хотелось…
Александр осадил коня. И вновь сморщился, уже яснее понимая, что испытывает где-то внутри себя непонятную физическую боль, но по-прежнему не желая о ней думать. Ему было не до неё.
Его старший дружинник, тот, что рассказал печальную историю опустевшего селения, вновь подъехал ближе:
– Почто встал, Александре? Далее едем или как?
– Едем, Сава, едем! – отозвался князь. – Прав ты: не в поле же, среди лютой непогоды ночевать. Каков бы кров ни был, всё лучше, чем под дождём да снегом.
– Ну так и слава Богу! Тут рукой подать… И тебе, и нам отдохнуть надобно.
На лице дружинника явственно читалась тревога. Он знал князя много лет и хорошо понимал: так просто тот коня не остановит, да и морщиться от одних лишь неприятных мыслей не станет – не в его повадке.
Саве, как и Александру, было немного за сорок. Он был крепок и осанист, могуч торсом, но лёгок в ногах и быстр в движениях. Лицо, спокойное и сосредоточенное, казалось не особенно подвижным, но когда воин вёл беседу, что-то рассказывал или вдруг принимался шутить, его уморительные гримасы могли рассмешить даже самых суровых ратников. Вертикальный шрам, выступавший из-под шлема на лоб и деливший надвое его левую бровь, оставил борозду и на щеке, исчезая над самым подбородком. Как ни странно, эта отметина не портила лица дружинника, придавая ему какую-то особенную значимость.
Они уже подъезжали к разбросанным среди негустой лиственной рощи поникшим хаткам, унылым и явно давно нежилым, когда князю вдруг показалось, будто в тёмном проёме низкой двери ближайшего к ним домика явилась светлая фигурка. Мальчик-подросток в длинной светлой рубахе стоял, опираясь рукой на дверной косяк, и со странной улыбкой смотрел на всадников. Нет, не на всех. Он смотрел прямо на Александра. Тот вгляделся, понимая, что этого не может быть: село необитаемо, в нём никто не живёт, и откуда здесь взяться мальчику, да ещё одетому будто летом в такую леденящую кровь непогоду? Но видение не пропадало, напротив: мальчик вытянул руку, губы его шевельнулись, будто он хотел кого-то позвать. Хотел и не мог.
Александр весь подался вперёд, вглядываясь, чуть слышно охнул и, не удержавшись, позвал:
– Федя!
Он не понял, в какой момент перестал видеть светлый силуэт на фоне тёмного провала. Тот исчез, не удивив этим князя: он отлично понимал, что на самом деле ничего там не видел.
– Кого ты звал, Александре? – тревожно подал голос Сава. – Какой Федя? У нас в дружине