и песни и лица в отменном согласье.
Я разгуливаю в песне про «Розу на доме ночью»
и скорблю, скорблю душою в песне про «Покатый холм».
Звучащий лес вобрал в себя свирель стихии,
и рябь стихает на воде озер.
Душу в горестном волненье, ах, кому мне поручить?
Воззову к луне светлейшей и протяжно запою!
И песнь моя гласит:
Милый друг далеко от меня ушел,
вести прекратил. Ни звука, ни следа…
Мы разделены с ним тысячами верст,
соединены лишь светлою луной.
В ветре став, вздохну я в глубине души,
и от этих вздохов можно ль мне отстать?
Реки и дороги, ах, как далеки!
Их мне невозможно будет перейти.
Я еще не кончил эту песнь о друге,
как пришло к закату позднее светило.
Все, кто был со мною, изменили вид свой,
в беспокойстве, словно что-то потеряв.
А я спою еще:
Когда скрылась от вас луна, друзья,
то роса уже высохнет скоро.
Год приходит теперь уж совсем к концу,
не попутчик мне в жизни никто.
В эту чудную ночь не пора ль по домам?
В тонком инее платье сыреет на мне…
Чэньский князь сказал: «Прекрасно!»
И повелел чинам, стоявшим вкруг толпой,
с заздравной чарой поднести певцу
кольцо из яшмы.
С благоговеньем взял поэт, и камень
дал чудный звук в привеске дорогой.
Носить его и наслаждаться
признательный поэт им будет без конца.
Чэнь Цзы-ан
С холма в Цзи смотрю на древности
На юге поднялся в «Палаты стоячих камней»1.
Вдали усмотрел террасу из Желтого Золота2.
Холмы и пригорки – сплошь в высоких деревьях3,
А Светлый тот Князь – где он, скажите, теперь4?
Мнил стать гегемоном5… – но все миновало давно!
А я погоняю коня своего домой6.
Вечером останавливаюсь в уезде Лэсян1
Родимый мой край уже не виден нигде вдали,
И солнце к закату, а я одиноко иду.
Долы и реки скрыли милую родину,
Путями-дорогами в город рубежный вхожу.
Заброшенный пост, клочьями плотная дымка,
В горных расселинах – встали деревья в ряд.
Как глубока тоска в эту черную пору!
Пронзительно-громко в ночи обезьяны кричат.
Цуй Хао
На башне Желтого Аиста
Тот, что жил прежде, уже,
взгромоздившись на белую тучу, исчез…
В этой земле бесплодно осталась Желтого Аиста башня.
Желтый тот аист однажды исчез и более не возвратится;
белые тучи уж тысячу лет напрасно идут да идут.
Чистые струи одна за другою
в ханьянских деревьях видны;
травы пахучие густо растут здесь среди островка Попугая.
Солнце уж к вечеру… Стены родные – где они,