Ну конечно же, открыли ещё одну и ещё одну.
Отцу вступить в партию, кажется, не давала ходу «кулацкая дочь» – мама. Однако наш отец, сын Галиуллы Набиулла, всегда оставался верен Советам, Сталину, о них и о своей эпохе он никогда не говорил плохо сам и другим не позволял. Помню его споры на эту тему с писателем Мухамматом Магдиевым. Сталинский режим уничтожил отца Мухаммата, а сам он всю жизнь носил на себе клеймо сына «врага народа», поэтому ругал Сталина и его режим с яростью, зло, мстительно. Отец, покрепче подперев свою деревянную ногу, противопоставлял ему современную разнузданность, непорядочность, беспредел.
– Раньше хоть порядок был. Даже в городе не боялись выйти на улицу. Сталин сам никого не расстреливал. А многого из того, что творилось от его имени, он даже не знал.
– Ты хоть знаешь, за что ты воевал? – много раз спрашивал я его.
– За свободу, – отвечал он неизменно.
– Какая свобода? Уж сколько времени прошло с тех пор, как кончилась война, а мы по-прежнему нищие и от всех зависим.
Тогда, припёртый к стенке, он вынужден говорить правду:
– Нас не спрашивали, взяли да отправили. Я не политик, я – крестьянин.
Всё равно он так и ушёл из этой жизни с твёрдой верой в идеалы коммунизма. Как бы мы ни ругали сейчас коммунистов, Советы, но одного у них не отнимешь – умели они, одурманивая умы и души, заставить верить в свои идеалы, добиться хотя бы политического единодушия.
Всякое бывало в период работы отца заведующим сельмага. Я хорошо помню, как у нас гостили разные ревизоры, финансовые работники. Если хорошенько покопаться, то невозможно найти ни одного человека в деревне, который не приходился бы роднёй. Денег у людей нет, в колхозе все работают бесплатно, за палочки – трудодни. Отцу надо продать товар, а людям нужны хотя бы предметы первой необходимости – керосин, соль, спички, а мужчинам ещё и выпивка, сигареты. Эти так и вьются возле продавца, как лиса, увидевшая сыр, умоляя дать в долг. «Набиулла-эзи, сжалься, умираю ведь, ну запиши в свой журнал хоть в двойном размере!» Но когда приходит день расплаты, естественно, никто ничего не помнит, дескать, в журнал продавец мог записать что угодно, своя рука – владыка.
А ревизорам всё равно, кто оплатит. Ырастрата, как говорят, она и в Африке ырастрата. Разия-апа, младшая сестра отца, очень решительная журналистка, живущая в райцентре, как-то зашла проведать отца и, узнав, что он сдаёт сельмаговские дела, спросила:
– Эзи, а кого взяли на твоё место?
– Корову взяли, – ответил отец, имея в виду, что пришлось продать корову, чтобы погасить растрату.
Только сейчас становится понятным, что заведующий сельмагом Набиулла был для своего времени весьма сведущ в бухгалтерских делах. На своих деревянных счётах он отщёлкивал довольно крупные суммы, да так, что ни один заезжий контролёр не мог подкопаться, хотя и чувствовал какую-то хитрость, но ничего обнаружить не мог. Головной