Жан-Батист Симеон Шарден. Карточный домик. 1737 год
Подобно этому заканчивается и самое известное произведение «магического реализма» – роман Габриэля Гарсия Маркеса «Сто лет одиночества» (1967). Последний из Аурелиано читает пророческие записи цыгана Мелькиадеса о жизни своего рода, причем его чтение о гибели рода и поселка Макондо совпадает с самой этой гибелью:
«Макондо уже превратилось в могучий смерч из пыли и мусора, вращаемый яростью библейского урагана, когда Аурелиано пропустил одиннадцать страниц, чтобы не терять времени на слишком хорошо ему известные события, и начал расшифровывать стихи, относящиеся к нему самому, предсказывая себе свою судьбу, так, словно глядел в говорящее зеркало. Он опять перескочил через несколько страниц, стараясь забежать вперед и выяснить дату и обстоятельства своей смерти. Но, еще не дойдя до последнего стиха, понял, что ему уже не выйти из этой комнаты, ибо, согласно пророчеству пергаментов, прозрачный (или призрачный) город будет сметен с лица земли ураганом и стерт из памяти людей в то самое мгновение, когда Аурелиано Бабилонья кончит расшифровывать пергаменты, и что все в них записанное никогда и ни за что больше не повторится, ибо тем родам человеческим, которые обречены на сто лет одиночества, не суждено появиться на земле дважды».
В подлиннике: “la ciudad de los espejos (o los espejismos)” – «город зеркал (или миражей)». При этом обыгрывается то, что “espejo” (зеркало) и “espejismo” (мираж) – однокоренные слова. Роман Гарсия Маркеса – об одиночестве и отражениях[21]. Об одиноких королях, ищущих выходы из своего королевства. О герое книги, который может эту книгу прочесть.
Враги повержены – замечательно, Дон Кихот едет дальше, «направляясь в ту сторону, где, судя по голосам, стояли существа, подобные ему». Однако представление, что двойник-мир с тобой играет, – не паранойя ли это?
В рассказе «Условные знаки» (или «Знаки и символы») (Signs and Symbols, 1948) Набоков пишет о своем герое (у которого, кстати сказать, есть двойник-антипод: «двоюродный брат, теперь известный шахматист»):
«Разновидность его умственного расстройства послужила предметом подробной статьи в научном журнале, но они с мужем давно сами ее для себя определили. Герман Бринк назвал ее Mania Referentia, “соотносительная мания”. В этих чрезвычайно редких случаях больной воображает, что все происходящее вокруг него имеет скрытое отношение к его личности и существованию. <…> Камушки, пятна, солнечные блики образуют узоры, составляющие каким-то страшным образом послания, которые он должен перехватить. Все на свете зашифровано, и тема этого шифра – он сам».
Вот, видимо, суть донкихотовой болезни.
Дон Кихоту кажется, что все происходящие вещи есть послания, сообщения, имеющие адресатом именно его самого, – даже случайно услышанные слова чужого разговора:
«Когда же они въезжали в село, то, по словам Сида Ахмета, Дон Кихот увидел, что возле гумна ссорятся двое