– А как же Груня? Груня, что совсем ничему тебя не научила? Ты хоть что-то знаешь?
– Я много чего знаю, – степенно отбрила его я. – Но вряд ли это заинтересует вас.
– Эх, – снова вздохнул лесовичок. – Вот так всегда. Все самому делать приходится, – проворчал он и гаркнул: – Ставь самовар, хозяюшка!
Я прямо-таки услышала стук собственной челюсти об пол. А он еще и увидел.
– Тьфу ты пропасть. Все у вас никак в порядочной сказке. Чайник кипяти. Беседовать будем, – перевел он и коварно добавил: – Таки да, на довольствии. И сегодняшнего дня ты преступаешь к своим обязанностям. А потому слушай внимательно да запоминай.
***
Чай давным-давно остыл. Лесовичок умял килограмм печенья и теперь примерялся к конфетам, а я никак не могла сделать глоток. Кружку я поднимала раз двадцать и ставила на место. Услышанное мешало ни то что есть – думать. Многое стало ясным. Гораздо больше нашлось того, что окончательно запуталось.
Я наконец узнала, чем была всегда занята бабушка, почему прятала зеркало и откуда брала деньги, хотя и не работала. И так не смогла понять почему ничего не рассказала ни мне, ни маме.
– С матерью твоей все ясно, как раз, – Фома Лукич придирчиво осмотрел конфетку, нашел съедобной и целиком запихнул в рот. Степенно разжевал и лишь после этого продолжил. – Сколько Груня ее к зеркалу не водила, а ход та так и не увидела. Нет в ней силы нужной. А в тебе есть.
– Не было, – поправила я, снова отставила кружку и погрузилась в прошлое. – Бабушка мне зеркало много раз показывала, когда от занавесок освобождала. Злилась отчего-то. Говорила, смотри… смотри внимательно. Что видишь? Я честно отвечала, что себя, а она махала рукой и уходила, ворча. Вот значит, что я видеть должна была.
– Стресс повлиял, – лесовичок расправился с очередной конфетой и благодушно кивнул: – Груня тоже не сразу видеть начала. Как мужа схоронила, так и начала.
Про ее первого мужа я знала мало чего. Пожалуй, лишь то, что повторно замуж бабушка вышла нескоро, хотя и кавалеров у нее хватало. Сама «тянула» старшую дочь тетю Катю от первого брака, обладала энергией бешеной белки и всегда все успевала. В отличие от меня.
– Я не справлюсь, – определилась я, вытряхнув то, что мучило больше всего. – Это бабушка все знала и умела, а я…
– Тю, нашла о чем печалиться?! Груня сперва столько всего наворотила – вспоминать страшно. Это потом она такая опытная стала. Опыт-то от рождения никому не дается. Его нарабатывают шишками да ссадинами. Смелости в тебе много. Дури тоже. Справишься!
Уследить за его логикой мне не удалось, но энтузиазм оказался заразителен. Я глотнула чай и потянулась за первой конфетой.
– Когда приступаем?
– А чего тянуть? Завтра же с утречка и приду. Сегодня ты больно взъерошенная. За ночь, стало быть, дурные мысли поулягутся и приступишь.
Хм, как он, однако, хорошо обо мне думает. Для меня ночь – лишний повод «сжевать» самой себе мозг, нервы и спокойствие в придачу. Рассудительность таинственно