– Да, где-то так.
– М-да-а… Жаль его, конечно. Что, наверное, особенно обидно, так это то, что на других технических кафедрах есть люди, которые регулярно по несколько сотен за сессию имеют, и ничего.
– Что вы говорите? Несколько сотен? – такое впечатление, что искренне изумляется моя собеседница. – Кошмар какой!
– Ну-у, кошмар-не кошмар – не могу сдержать усмешки я. – Такие у них предметы. Сложные – их не каждый может осилить. Тут уж ты или понимаешь, или – извини! Вообще – удивительно: вы же помните, как в прошлом году в наручниках вывели его бывшую аспирантку, которую он только-только защитил и на кафедру «вышки» пристроил? При ней тоже двадцать тысяч нашли. Почти мистика какая-то! Я тогда, как человек суеверный, испугался – подумал, что раз он и мне помогал, со мной тоже может какая-нибудь неприятность приключиться. Я даже перестал с ним на какое-то время общаться – так, только руку пожму и бегу быстрее от него. По-моему, он на меня за это даже обиделся. Потом, конечно, всё нормализовалось – мы стали разговаривать, как и прежде. А сейчас опять эти иррациональные страхи полезли.
– Ой, Игорь Владиславович, я не хочу об этом ничего слышать! – впервые за разговор улыбается мне Щербинова. Улыбается, конечно, потому, что и сама про меня что-нибудь да знает. – Я уж пойду, вы меня извините!
– Конечно-конечно, Лариса Марковна – как говорится, не смею вас задерживать! Увидите Абрама Рувимовича – передайте, что я ему очень сочувствую!
– Хорошо, обязательно! – смешливая улыбка вновь появляется на ее лице. Щербинова машет мне рукой и исчезает в дверном проеме, выходящем на центральную лестницу.
«Ничего себе! Ну, и подзалетел Голощёкин: мало того, что сам, так еще и студентов за собой увлек. Так, конечно, не он один работал и работает, но все равно неприятнейшая ситуация. А самое главное – только вчера ведь с ним разговаривал, а сегодня – такое! Даже не сегодня, а через несколько часов – взяли-то его вчера! Вот какова богиня Мойра: шустрый, как веник, умнейший мужик чего-то там предполагает, а она располагает…»
Я захожу в буфет и, пользуясь преподавательской привилегией, беру вне очереди два яблочных сока с треугольником и занимаю место за столом. Треугольник – строго равнобедренный, как рисунок в школьном учебнике геометрии и простой, как все гениальное, мини-шедевр татарской кухни, – уже сотни лет как продают и в Москве, и в других городах, но не все в той же Москве знают, что его существованием любители запеченной с луком и мясом картошки обязаны татарским кулинарам. Впрочем, узбекам и другим тюркоязычным товарищам, думаю я, поглощая первый поблескивающий запеченной корочкой угол, российское население обязано еще больше. Шаурма – любимое блюдо наших людей с низкими доходами, каковых в Эр-Фэ абсолютное большинство. Сейчас я, пренебрегающий открывшимися под боком всякими «элитными» точками и жующий в буфете свой «эчпечмак», как называют треугольник сами татары, уподобляюсь с точки зрения любителей понтов огромной массе лузеров, алкашей и просто бомжей. Но ничего