На этот раз, сопровождаемый помощниками, которые и сами его боялись, он вел в лес одного раба с настолько красивым и белым лицом, словно его купали в молоке, с таким прекрасно изваянным телом, что оно было достойно принадлежать богу! Он сам, лично, купил его на рынке, руководствуясь только одному ему известными и видными приметами. Боги точно знали, чего и кого они хотят. Его делом было только осуществить их желание. Днем раньше в гавани причалила варяжская ладья, полная невольников, так что он смог выбирать жертву тщательно, прикасаясь к ней, разглядывая ее, наслаждаясь.
Он совершил обряд до восхода солнца, когда день только занимался, голыми руками, предварительно омыв их водой из трех источников, зачерпнутой и смешанной в деревянной посудине выдолбленной из цельного куска елового дерева без единого сучка.
Жертва не испустила ни звука, Блуд же вскричал. Его вопль был продолжительным, вселяющим ужас и победоносным, словно он одолел целое войско, а не связанного по рукам и ногам раба, которого к тому же держали помощники. И означал этот вопль, что божья воля исполнена и бог принял жертву. Безжизненное тело осталось лежать на пригорке…
На обратном пути он бросил взгляд на тень, которая появилась с первыми лучами солнца и становилась все больше, простираясь от огромного деревянного истукана и пересекая тропу, по которой они шли, и пробормотал:
– Если тебе этого недостаточно… будет еще. – Имея при этом в виду Мстислава и его крепкую, несгибаемую шею с гордо сидящей на ней головой, на которой он со сладострастием сомкнул бы свои длинные, узловатые пальцы.
Власть над людьми отдаляет человека от человечности. Страшным становится человек, когда, действуя во имя бога, осуществляет собственные замыслы.
Когда, воспринимая себя как бога, оказывается жертвой двойного заблуждения – он не бог, но он и человеком быть перестает.
Рогволд лежал на боку, изогнувшись так, словно у него не было костей, плечи притянуты к животу, а лицо с широко раскрытыми глазами обращено к потолку. Отсутствие в них ужаса подтверждало, что этими пустыми глазами он ничего не видит, что в своем теле отсутствует. Плывет между небом и морем, к предкам.
Этот же путь уже брезжил и перед его сыновьями. Они стояли в углу освещенного факелами зала, беспомощные, в их животы упирались копья, под шеями поблескивали мечи, а взгляды их были прикованы к ужасной картине.
Мстислав, тот самый, к которому уже давно с ненавистью присматривался Блуд и которого Владимир приблизил к себе именно за решительный характер, храбрость и необузданность, приказал вывести их из зала и запереть. Он был не простолюдином, а происходил из боярской семьи, правда, это его бы не защитило, но, к счастью, руки жрецу связывали дружеские отношения между князем и Мстиславом. Свое внимание, особенно же награды и военную добычу, князь щедро и справедливо делил между всей своей дружиной, стараясь никого не обойти, не обидеть. К некоторым же, вроде Мстислава, он испытывал братскую