И обращенным к небу пронзительным воплем дал понять киевлянам, что Перун доволен.
Святослав под крики собравшихся умертвил быка. Ловким движением он перерезал ему глотку. Кровь ударила струей и забрызгала и князя, и тех, кто держал животное. Жрец подпрыгнул от радости.
– Кровь врагов польется рекой как кровь этого быка! – радостно вскричал он.
Звон оружия и стук копыт у Андрианополя были в десяток раз громче со стороны греков. Столько их там было.
Святослав, неотвратимый как приближающаяся гибель, выехал перед своим войском. Поднял меч.
– Не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, мертвые позора не знают!
Молчание длилось, пока не затихло эхо от его слов.
– Где ты свою голову сложишь, там место и нашим! – раздалось из русских рядов.
И двинулись на неприятеля, громко ударяя по щитам, а смерть, которую они призвали в союзники, шла рядом.
В тот день они победили. Князь Святослав взял богатую добычу и часть ее отделил как долю мертвых русских голов:
– Их доля отойдет родным.
Цимисхий, зная, что лишь на время отвел беду от царьградских ворот, немедленно собрал и вооружил более сильное войско. Занял Переяславец. От города, названного Святославом столицей, остались одни развалины, над которыми летали духи. Ветер, разнося пепел, ткал покров для безжизненных обгоревших тел. Мертвыми стражами лежали здесь все восемь тысяч русских воинов, которых Святослав оставил защищать укрепления.
Сам же он встал со своим войском в крепости Доростол. На месте, где императору Константину явился огненный крест, под которым он основал город. Святославу не было дела до чужого бога и его знамений. Но так думали далеко не все в его войске.
В первое же утро привели к нему воина, русского, того самого, чья жена осталась лежать на жертвеннике. Он что-то бормотал о сне, который видел в ту ночь, о светящемся кресте и о горящем небе. И еще что-то о всеобщей погибели и гибели князя.
Возможности выложить все, о чем он начал говорить, ему дано не было. Быстрым, резким движением руки князь ребром ладони ударил его по губам и, пока воин, задыхаясь, сплевывал кровь, сделал знак вывести его вон.
– Пьяный дурак, задайте ему плетей, чтоб протрезвел! И чтобы не смущал людей болтовней!
Переговоры, во время которых русский князь в простой белой рубахе, в отличие от греков, сверкавших золотыми украшениями на шелковых и парчовых одеждах, держался независимо, говорил по-военному резко и дипломатически мудро, к миру не привели. Он ждал переговорщиков на своем судне, сидя на скамье, и не сделал даже попытки встать перед императором. С прямой спиной, он сидел, упрямо упершись ногами в пол, и остался при своих условиях.
Изнуряющая борьба продолжилась. Русские не могли пробиться, а грекам, при всей силе и хитрости, к которой они постоянно прибегали, не удавалось справиться с русскими.
День за днем окрашивались кровью, ночи