В воскресный полдень она с нетерпением ждала прихода тети, который означал спасительное отвлечение. А воскресным вечером, отправляясь в дом дедушки и бабушки, она с облегчением выдыхала: испытание закончилось. Она возвращалась к обычной жизни.
Прекрасная ученица, она нравилась как преподавателям, так и одноклассникам. Хороший товарищ, она не имела ни врагов, ни закадычных друзей. Это была уравновешенная девочка, прекрасно скрывавшая свою рану.
Хотя в этом не было никакого умысла, ее вполне устраивало, что у нее нет близких друзей. Она достаточно насмотрелась на такого рода отношения: положено делиться секретами, ходить друг к другу ночевать, иногда даже рыдать в объятиях избранной наперсницы. Подобная практика Диане тем более не нравилась, ведь она не могла себе ее позволить. Разве она посмела бы доверить свою тайну кому бы то ни было?
Дедушка иногда пытался заговорить с ней на эту тему:
– Знаешь, твоя мать была капризным ребенком. В школе она никогда не получала хороших отметок, зато имела кучу замечаний за поведение из-за своей рассеянности и легкомыслия. А дома могла дуться часами, и никто не мог понять почему. Конечно, ей не нравится, что ты первая ученица в классе, все время улыбаешься и все тебя любят.
Диана не отвечала. Этим ли объяснялись ее мучения? Мать не осознавала своей жестокости. Казалось, она пребывала в уверенности, что она замечательная мать. Как многие посредственности, Мари любила изрекать глупости вроде: «Вы же меня знаете, я всегда поступаю по справедливости» или «Любовь моих детей для меня важнее всего остального». Девочка наблюдала за ней, когда она пускалась в такие разглагольствования: мать верила в то, что говорит.
В глубине души Диана полагала, что все люди сумасшедшие. По каким-то загадочным причинам дедушка и бабушка избежали общей участи. В конце концов она пришла к заключению, что даже отец и брат не отличаются от всех прочих: один не замечал ничего патологического в поведении жены, а другой к нему приспособился. Что до остальных, как могла не удивлять их женщина, которую, за исключением школьных часов, никто никогда не видел без Селии? Оливье довольствовался тем, что убедил жену не таскать постоянно на руках четырехлетнего ребенка:
– Это вредно для твоей спины, дорогая.
На самом деле Диана пожалела, что мать прислушалась к совету. Если бы она продолжала при посторонних носить на себе слишком большую девочку, ненормальность ее поведения стала бы заметна.
Можно подумать, что бабушка читает ее мысли, потому что она как-то сказала:
– А что поделать? У твоей матери не такое сильное расстройство, чтобы имело смысл вмешиваться. Ее нельзя назвать хорошей матерью ни для тебя, ни для Селии. Закон здесь бессилен.
Тем более что Николя мог служить ходячей справкой о психическом здоровье: с ним Мари вела себя как нормальная мать, любящая и сдержанная. Как можно было счесть потенциально пагубным семейное окружение, в котором вырос столь уравновешенный мальчик?
В