Впереди, на остром срезе камней вдруг столбиком вскинулась змея, качнулась в одну сторону, потом в другую – она словно бы не хотела пропускать людей дальше.
– Вот сучка! – нехорошо изумился Петраков. – Вот душманка!
Змея снова сделала качок в одну сторону, потом в другую. На груди у нее раздулся полосатый капюшон-слюнявчик. Кобра. Вообще-то кобры – благородные змеи, не то, что подленькие, помоечной плебейской закваски гюрзы; гюрза нападает исподтишка, внезапно, характер у нее – предательский, душманский – сегодня нашим, завтра вашим, а вот кобра – это совсем другой организм. Кобра никогда не нападает без предупреждения.
Кобра вновь метнулась в одну сторону, потом в другую, зашипела грозно.
– Уйди! – прохрипел ей Петраков просяще. – Не мешай нам!
Реакции никакой, словно кобра не понимала, о чем ее просит человек, а ведь она понимала, все хорошо понимала, – опять сделала резкий качок в сторону и в следующий миг напружинилась, готовясь к броску.
– Душманка! – Петракову не хотелось стрелять в эту красивую изящную змею, обладавшую отменной реакцией, – иногда кобра оказывалась быстрее пули, опережала выстрел. – Уйди!
Змея уйти не захотела, да и не успела – Леня Костин дал из-за спины Петракова короткую очередь, змея, складываясь, резко нырнула вниз и заскользила по пыльному крутому склону. На дно ущелья она не успеет шлепнуться – по дороге перехватит какой-нибудь хищный горный зверек, либо орел. Голодных душ в горах всегда бывает с избытком.
В ответ на Ленину очередь сзади также раздалась очередь – пули преследователей басовито вспороли воздух в стороне от спецназовцев.
До площадки оставалось совсем немного – менее трех километров.
– Вперед, Леня! – привычно скомандовал Петраков, захлебнулся горячим варевом – воздух попал ему в грудь, сделалось больно, Петраков, согнувшись на бегу, выбил из себя твердый комок, попробовал пошевелить перебитой рукой – рука не подчинилась ему. Хорошо хоть, что не обожгла болью.
Он перепрыгнул через длинную каменную плиту, на которой нежилось несколько крупных коричневых ящериц, взбил столб пыли и понесся дальше.
Хотелось пить. Во рту все горело. Пыль покрыла лицо, руки, одежду, она прилипла к зубам, к небу, на языке вообще лежала толстым слоем, будто была намазана, как вазелин. Слюна была коричневой, неприятно тягучей. Сзади снова раздалась автоматная очередь, следом – громкий гогот: душманы, осмелев, быстрой гибкой цепью понеслись за спецназовцами по излому хребта – только рыжая пыль взвилась в воздух столбом, накрыла азартный и злобный косяк преследователей.
– Халаты… – Костин выбил изо рта коричневый взболток, – халаты нас вновь настигают, командир!
– Посмотри, сколько времени… У меня рука не поднимается, часов не видно.
Время «че» еще не наступило, к вертолетчикам они успевали. Костин повалился за камень, выдернул из лифчика запасной рожок, положил его рядом с собою.
– Ты