В той же самой статье сообщалось, что у нью-йоркского универмага имеется «более тысячи заказов на доставку любой записи Уайтмена, как только она выйдет». То есть только у одного нью-йоркского магазина было более тысячи заказчиков, автоматически покупавших каждую пластинку Уайтмена, – примечательная преданность, с учетом того, что в 1922 г. он выпустил двадцать три диска, а в 1923 – девятнадцать. Если же рассматривать ситуацию в целом, то ни один артист в истории даже близко не мог подойти к масштабам доминирования Уайтмена на музыкальном рынке в течение всех 1920-х гг. Он был не только самым продаваемым артистом – он задал рамки стиля для подавляющего большинства своих конкурентов в области танцевальной и театральной музыки, а также, к концу десятилетия – в области вокального аккомпанемента.
Уайтмен со своими наработками оказал на танцевальную музыку двойной эффект: он вынудил старомодные оркестры модернизироваться и заставил джазовых музыкантов выучиться играть профессиональные аранжировки. Еще в 1922 г. в статье журнала Variety было отмечено, что «уайтменовская система голосоведения и оркестровок сделалась настолько распространенной среди музыкантов, что ныне случаи, когда какие-нибудь ребята просто вылезают на сцену и производят какой-то шум, стали исключительно редки»[375]. Разумеется, все эти перемены не следует считать заслугой одного Уайтмена – большинство из них, возможно, произошли бы и без него, так как поп-группы всегда подстраивались под перемены, а профессиональные аранжировки представляются логичным шагом в развитии джазовой музыки, – однако он оседлал эпоху; как поклонники, так и критики Уайтмена считали его бэндлидером, устанавливающим правила игры.
В 1924 г. Уайтмен сделался еще более масштабной фигурой. 12 февраля он дал в Aeolian Hall концерт, эхо которого слышится даже в наши дни. Будучи поименованным «Эксперимент в современной музыке» (An Experiment in Modern Music), концерт этот был попыткой презентовать уайтменовское представление о джазе как о серьезном симфоническом стиле