– Я стояла у окна и смотрела вслед увозящей его машине и не отходила, пока эта машина не привезла его обратно.
Первым сотрудником «капичника» стал Александр Иосифович Шальников, или просто Шурочка Шальников, о котором в студенческие годы были написаны такие стихи:
Не плечист, зато речист!
Сердцем нежен, духом чист.
Просто грех о нем злословить!
Шура Шальников.
Когда Шальников приехал в Ленинград, академик Алиханов его спросил: «Шурочка, скажи, твой новый шеф, кто он? Человек или скотина?»
– Он – кентавр. Не с того конца подойдешь, лягнет, да еще как!
Так молниеносно окрестил Капицу Шальников. Кличка прилипла. Все физики все эти годы, говоря между собой о Капице, называли его только Кентавром.
Из «Резерфорда» Данина мы знаем, что молодой Капица чудом был оставлен работать у Резерфорда. Ведь когда Иоффе стал просить великого ученого зачислить в штат своего очень талантливого ученика, Резерфорд сухо сказал: «У меня в штате 30 мест, и все заняты». Тогда его спросил сам Капица: «Профессор, скажите, какой процент ошибок вы допускаете в научных опытах?»
– Мы разрешаем себе ошибаться только на один процент!
– Почему же в штате не допустить ошибки тоже только на один процент?
– Оставайтесь! Вы зачислены в штат!
Резерфорд оценил ум Капицы. Он имел привычку громоподобным голосом распекать своих мальчиков. Видно, на Капицу этот зычный голос поначалу нагонял страх. В письмах к матери он своего шефа называл только «крокодилом». Через годы, став уже любимым учеником и признанным талантом, он эту кличку обнародовал в Кембридже, объяснив, что, мол, в России крокодилы в большом почете, они-де не поворачивают голову назад.
И на новом здании, построенном Резерфордом для лаборатории Капицы, справа от входа изображен карабкающийся по стене крокодил, высеченный из камня. За работу над скульптурой крокодила уплатил Капица. Резерфорд, смотря на каменного крокодила, с улыбкой сказал: «Я знал, что вы меня прозвали крокодилом, и очень радовался, что не ослом». Бор снял копию этого крокодила и поставил на камин.
Кентавр совсем не так добродушно отнесся к своей кличке. Своего «крестного отца» он продержал лишних два десятка лет в членкорах.
Да, Кентавр спас жизнь Ландау в эпоху сталинизма. Когда пришло освобождение, Дау уже не ходил, он тихонечко угасал. Его два месяца откармливали и лечили, чтобы он на своих ногах вышел из тюрьмы. Но если бы сверхтекучесть гелия смог объяснить какой-нибудь иноземный теоретик, Ландау не вышел бы из тюрьмы. Ведь о Ландау Кентавр вспомнил, когда все физики мира оказались в тупике. За теорию сверхтекучести гелия Ландау был удостоен Нобелевской премии, причем один, без компаньонов!
Это совсем не так часто встречается среди нобелевских лауреатов. Мало кто знает, что Кентавру за эксперимент с гелием Нобелевский комитет много лет назад хотел присудить одну