Затем стираю последнюю часть: ему не нужно знать такие подробности. Кроме того, это очевидно. Я сворачиваю лист из записной книжки и оглядываюсь назад. Он сидит через несколько рядов от меня и пристально смотрит в учебник. Как мне привлечь его внимание, не устраивая шоу?
Я слегка кашляю.
– Ты в порядке? – Скарлетт передает мне бутылку воды, но Чейз сидит не шевелясь.
Я отмахиваюсь от нее. Постукиваю карандашом по столу. Миссис Дворак замолкает на середине предложения. Я кладу карандаш. Все так же никакой реакции от парня в черном. Зачем он носит черное? Хочет заявить миру, что он плохой? У него есть судимость, и все это знают. Он мог бы каждый день ходить в белом, и половина учеников все равно предложила бы его на роль злодея в школьной постановке.
Я ерзаю на стуле, пытаясь заставить его скрипеть.
– Мисс Джонс, вам нужно выйти? – спрашивает миссис Дворак.
– Нет, мэм.
– Тогда прошу вас не шуметь, хорошо?
Я едва не умираю от стыда.
– Да, мэм.
Мой взгляд снова обращен к Чейзу, только на этот раз слишком неосторожно. Миссис Дворак замечает его.
– Ах, – говорит она, сочувственно цокает языком и, постукивая пальцами по столу, зовет: – Мистер Доннели.
Он поднимает голову.
– Да, мэм?
– Прошу, выйдите в коридор. Вы отвлекаете класс. – Ее полное дружелюбное лицо становится холодным.
Что? Я выпрямляюсь и поднимаю руку, чтобы обозначить, что я в порядке. Несколько парней сзади фыркают и хихикают.
– Мистер Доннели, вы меня слышали?
Все теперь пялятся на него. Кто-то бросает в него смятый лист бумаги. Он не вздрагивает, но краснеет. Молча собирает книги и встает.
Шепот растет словно волна. Один из футболистов громко заявляет, что сегодня он будет убийцей. Весь класс разражается смехом. Даже губы миссис Дворак кривятся.
Я с оцепенением смотрю, как идет Чейз. Мышцы одной руки напрягаются, когда он поворачивает дверную ручку.
Дверь мягко закрывается за ним, и этот звук кажется зловещим.
– Боже, поверить не могу, что ему разрешили ходить в эту школу, – говорит Скарлетт.
– Не знаю, почему он захотел учиться здесь, – отвечаю я. Несколько минут назад мне было стыдно, но любые мои чувства несравнимы с унижением Чейза.
Черт возьми, почему я ему сочувствую? Я должна ненавидеть его, как и все остальные. Мне должно быть дурно, оттого что позволила ему прикасаться к себе. Хотя в таком случае я должна ненавидеть себя.
Я так расстроена, что не могу сдержать стон. Скарлетт встревоженно смотрит на меня.
– Ты в порядке?
Нет, я не в порядке. Совсем. Но я с трудом утвердительно киваю.
– Ты видела, как он вышел отсюда? Такой кураж и все такое. Будто гордится тем, что сделал. Это отвратительно. – Моя подруга кривит лицо, словно почувствовала, как пердит печально известный Аллин Тод[1].
– Да, – слабо отзываюсь я. Казалось, ему плевать