То было время, когда день через день в ворота города въезжала траурная зелено-синяя повозка, везя домой очередного убиенного торговца. Разбойники лютовали. Был неурожай.
Подкопив денег – дебов – друзья открыли лавку в торговых рядах.
Каум всегда подмечал волю богов, даже если эта воля выражалась в делах или на телах других холкунов. Он не только последовал примеру других конублов и нанял охрану, но и сам пришел к холларгским палатам и попросился на обучение традиционному холкунскому бою.
Всю зиму он упорно занимался боем на пиках, метанием копья, а также обучался управляться традиционной холкунской палицей и небольшим топором. За это время он сильно похудел, но занятий не бросал.
С приходом весны его голову посетила примечательная идея. Впервые за двадцать пять лет своей жизни он поехал не по Трапезному тракту, а по Дубильному. Никто и не подозревал, что причиной такой резкой смены курса стали слова иногороднего торговца, оброненные им в присутствии Каума.
В трактире, что у Птичьего рынка, до слуха холкуна донесся жалобный говор. Невдалеке от него, в углу сидели два конубла. По замечательным выражениям их лиц наметанный глаз Каума сразу распознал перед собой должника и кредитора. Иногородний торговец жаловался, что по Дубильному тракту торговля встала. Что стада поизвели на еду и что торговать нынче нечем, а потому и отдавать долги тоже нечем. Фийоларгский торговец слушал его с тем оттенком понимания, который наблюдается на лицах олюдей, видящих перед собой вконец оголодавшего соседа, при полном осознании того обстоятельства, что и у них самих дома осталось немного хлеба. Он отирал голову и понимающе кивал.
– Никогда ведь на землях наших голода не было, – сокрушался иногородний. – За что же боги наслали на нас такое! – Он понурил голову и мотал ей в немом горе.
Дубильный тракт оказался для Каума весьма прибыльным. Ехал он по нему не из-за товаров. Он искал торговых стражников, оставшихся не у дел. Положение его торговой гильдии было не столь бедственным – холкуны всегда были хорошими едоками. Но Трапезный тракт стал привлекать множество сторонних едоков, искавших возможности полакомиться за чужой счет.
Холкун потратил почти все свои сбережения на наем торгового войска. Его возвращение в родной город было тягостным от дурных мыслей: правильно ли он поступил; не обманут ли его «бесхитростные» воины; не вернут ли их назад разъезды саараров, которые верой и правдой служили теперь, то ли Комту Верному, то ли оридонцам. Борода Каума, которая наконец-то отросла на ширину ладони, покрылась сединой. Пот ни с того, ни с сего прошибал его, при первой мысли, что деньги, которые он копил столько зим, могут быть снова утеряны. И опять ему припоминалось бедственное положение, в котором он начинал свое дело.
Формирование первого большого каравана заняло довольно много времени, но по весне его выступление из города сопровождалось всеобщими гуляньями. Никогда