Девятая квартира в антресолях. Инга Львовна Кондратьева

первом этаже все двери были массивные, и в данный момент плотно прикрытые, и слышно через них было плохо. Барятинская оглядела пустой коридор и приникла к замочной скважине. Через отверстие все равно ничего не было видно, кроме окна напротив, и тогда она вся превратилась в слух. Понять с кем обморок сразу не удалось, потому что голос maman она как раз слышала. Вообще в кабинете было много народу, но вот, наконец, выделился равномерный мужской бас и стали различимы некоторые слова: «руки», «ноги», «голые», «задавили насмерть», «оба брата», «истекали кровью». А дальше совсем страшные: «анатомический театр», «хоронить» и, почему-то, «Москва». Потом снова раздался голос maman и еще какой-то женщины.

      Внезапно дверь распахнулась, и Барятинская, забывшая, что на этом этаже двери открываются как раз наружу, заработала свою вторую шишку. Двое мужчин, один из попечительского совета, а второй незнакомый, помоложе и посимпатичней, вывели из кабинета под руки мать Лидки Олениной. Попечитель говорил ей: «Вам непременно нужно ехать сегодня московским. Я распоряжусь о билете, Вам его на дом привезут, а Вы пока собирайтесь», и они повели ее к выходу. В середине коридора та на секунду остановилась, встряхнула пушистой головой, выпрямилась и дальше пошла уже более твердым шагом и самостоятельно. На пороге возникла maman:

      – Что Вы тут делаете, Барятинская?

      – Я ищу господина доктора, – потирая лоб и делая книксен, отвечала ученица. – А то у Смоленской пальцы заледенели, она спрашивает можно ли уже вынимать?

      – Боже, какие бестолковые! Конечно можно. Доктор, там что-то серьезное?

      – Кости целы, но кожа содрана и несколько дней надо будет походить в повязке.

      – Ступайте, Барятинская, – вздохнула начальница. – Я думаю, что за сегодняшнее происшествие вы уже сами себя достаточно наказали. И передайте Смоленской, что я освобождаю ее от завтрашнего экзамена, средний балл ей выведут по ее последним достижениям. Спасибо, доктор.

      Далее место действия в рассказе опять переместилось в лазарет, но тут заговорщицы отчетливо услышали звук упавшей на пол книги – это Смоленская подавала знак, что в дортуаре появился посторонний. Девочки, соблюдая конспирацию, по одной стали выходить из умывальника. Классная дама собирала всех для построения на обед.

      ***

      После обеда из прачечной привезли чистое, девочки по номерам разобрали свои пелеринки, передники и манжеты. Таня Горбатова, пришивая воротник к камлотовому форменному платью, вслух рассуждала:

      – А ведь последний раз, душечки, шьем-то, наверно. Уж скоро прощаться. Вот я припоминаю, мне ж еще кое-кто желания должен. Надо бы собрать с вас, а то разъедемся, сгорят, поди, впустую. А желание мое такое: пойти спросить Олениных, знают ли они, какая у них беда. Барятинская, пойди и спроси.

      – Душечка, почему я-то? – хотела увильнуть та. – Пусть вон – Смоленская сходит, я сегодня уже – вон, сколько всего, а она ничегошеньки!

      Смоленская стала демонстративно дуть сквозь