по пуле – не повезло. Убитых хоронили как героев. Звучала грустная музыка, выступал Президент
и весь город плакал. Мы с сестрой плакали тоже.
ГАЛЬ – ВАЛЬ
Во времена моего детства считалось, что школьными учителями становятся одни неудачники.
Даже мамы с московской окраины, где я тогда жила, пытались всеми правдами и неправдами
уберечь дочерей от учительской доли.
В девять лет я влюбилась в учительницу русского языка и литературы со странным именем Мира.
Была она старше меня лет на пятнадцать, а, значит, родилась где-то году в шестидесятом, когда
девочек уже не называли Октябринами и Энгельсинами, но мода на чудные имена, тем не
менее, сохранилась. Стоит ли описывать мои чувства ? У всех влюбленных в любом возрасте они
одинаковы. Нет смысла повторяться. Загляните в любой роман – и узнаете. В-общем-то ничего
странного в этом событии не было: маленьким девочкам свойственно влюбляться в красивых
наставниц. Современная психология, говорят, это даже приветствует. Дело все в том, что
красивой Мира как раз не была. Она была… незащищенной что ли? Высокая, худая, коротко
стриженная, с комсомольским значком, приколотом на карманчик мальчишеской блузы, она
походила скорее на невыросшую девочку, чем на учительницу. Однажды, заметив царапину на
бледном Мирином запястье, мой сосед по парте Сашка Селезнев хмыкнул: «Нашу Миру кошка
поцарапала…» Я глядела на царапину как на тлеющий бикфордов шнур. Хуже всего было то, что я
никогда, никогда не смогу ее защитить ни от кого и ни от чего. Мне захотелось быть с нею, быть
ею, стать с ней единым целым. Я не понимала тогда, что в эти минуты так оно и было – такова
закономерность любви. На уроках я, понятно, не сводила с нее глаз. Если она замечала это и
улыбалась мне – я улыбалась в ответ. Потом ее улыбки стали… не то чтобы натянутыми, но
какими-то спрашивающими. Вот это уже совсем не входило в мои планы. И я пустилась на
хитрость. Едва поймав ее взгляд, я скашивала в сторону глаза и слегка прикрывала их ресницами.
Попробуй тут заметь в моем взгляде что-то такое! Однажды Мира оставила меня после уроков
переписывать сочинение. Теперь она сидела за своим столом и смотрела на меня требовательно,
неотрывно. Я почти разозлилась. Сердце мое и без того громко болело – зачем еще добавлять?
Наскоро дописав последнюю строчку, я бросила тетрадку на учительский стол и метнулась к
двери. «Оля, подожди…» Она подошла ко мне. «Оля, я хочу спросить тебя… – я вновь
почувствовала цепкий взгляд ее серых комсомольских глаз. – За что ты меня не любишь?»
Высокая, нескладная девочка стояла напротив меня возле классной двери и нервно переступала
длинными жеребеночьими ногами в красных босоножках. Я смотрела на ее босоножки. Мне
хотелось кричать от невозможности сказать в этом