математику вела. Стерва еще та. Эта не из тех, кто будет сидеть у окошка и молча рыдать… Она
тебе еще покажет и любовь, и небо в алмазах – тут к гадалке не ходи. – Багира со злостью пнула
пустую консервную банку, попавшую под ноги.
Но Багира все-таки преувеличивала. Потом мы узнали, что Зоя, найдя мое письмо, действительно
рыдала в учительской. Учителя даже думали, не вызвать ли ей «скорую помощь».
. . .
– Багира… а что, если я прыгну в полынью? А потом скажем, что я как бы топилась, а ты меня как
бы спасла?
Мы подошли к заснеженному по колено пруду. Начерпали полные сапоги снега, но не обратили
на это внимания – ноги-то уже часа три как были мокрыми. Вот она, полынья. Черная-пречерная
вода ходит кругами – рыба что ли плеснулась? Лед вокруг тонкий и весь какой-то кружевной – у
моей сестренки такой воротничок на школьном платье. Мы подошли и уставились в воду. Там
глубоко – это понятно. Я начну цепляться за лед – он будет ломаться. Багира не сможет меня
спасти – она куда легче – скорей, это я утяну ее за собой в воду. Тонуть, наверное, не больно,
просто дышать нельзя – и все. Я попробовала задержать дыхание, чтобы представить, каково это –
быть утопленником – и, в конце концов, почувствовала дикую, просто нечеловеческую, боль.
Значит, больно. И потом Багира… за что ей умирать? Ей-то до лампочки прекрасная, загадочная
химичка, вздыхает она, как и положено нормальному человеку, по блондину и двоечнику Димке
из параллельного класса. Не знаю, о чем думала Багира – я просто чувствовала, как крепко она
вцепилась в мой рукав.
– Акела… смотри! Кажется, поздно…
Я повернула голову и обомлела. Совсем рядом, в десяти шагах от нас, стояла химичка Зоя. Но не
одна. Много-много народу стояло. Ребят, взрослых. Петровна стояла – по правую руку от Зои.
Толстая завуч Елена Донатовна в своем пальто из убитых кошек. Зоя засунула руки в карманы и
медленно, точно прогуливаясь по бульвару, подошла ко мне почти вплотную. Откинула со лба
черную прядь.
– Ну здравствуй, Оля! С горки катаешься? – она неотрывно и очень серьезно смотрела мне в глаза.
Тени длиннющих ресниц падали на ее желтоватые щеки. Я подумала, что она хочет меня ударить.
Красивая… какая красивая!
– А в чем, собственно, дело? – Багира встала перед Зоей, отодвинув меня, и наивно попыталась
спасти ситуацию. – Ну катались – и что? Прогуляли – да. Мы… это… болеем… обе.
Впрочем, последние Багиркины слова вряд ли кто-нибудь расслышал, кроме меня – да и я-то
скорей догадалась, чем расслышала. Зоя не ударила меня. И не сказала больше ни слова. Круто
повернулась на каблучках и пошла впереди толпы – маленькая, легкая, точно уравнение в первом
классе. Не оглянулась ни разу.
. . .
Дальше было неинтересно. Дальше Донатовна взяла нас за рукава курток и, словно упирающихся
детсадовцев,