В городе все было спокойно, ничего особенного не происходило. Вот только Дэвид Виллингс никак не мог поправиться. Миссис Вилингс попросила снова посмотреть его. Но в тот день, когда мы собирались навестить Дэвида, Генри вдруг срочно позвали к тяжело больной женщине, и мне пришлось идти одному. Мать Дэвида я встретил во дворе. Она очень мне обрадовалась и сразу повела в дом.
– Как хорошо, что именно вы пришли, доктор Фрэдбер! Вы должны как-то ему помочь. Вы же с ним одного возраста, может быть, вы сможете его понять, может, вам он доверится и скажет, что с ним такое. Он вроде бы и выздоровел, жара нет, – сообщала миссис Вилингс шепотом, так как мы уже находились в коридоре, – но он что-то такой бледный, так похудел! Он почти никуда не ходит, выйдет только вечером воздухом подышать чуть-чуть, на полчасика, и все. Сидит целыми днями в своей комнате, ничего не делает. А то, бывает, даже лежит, отвернувшись к стене, на кровати. Он постоянно такой грустный, мрачный. Представляете, он уже три недели совсем скрипку в руки не брал. Вам это ни о чем не говорит, но я – то знаю! Он с ней раньше не расставался, она ему как невеста была. А теперь… Ну, идите к нему, поговорите с ним.
Когда я вошел в комнату, Дэвид сидел на кровати, подперев рукой голову, и смотрел в пол. Обстановка была довольно скромной. Потертая старая мебель: шкаф, стол, стул, полочка с книгами, на стене – маленькая картина с осенним пейзажем. Над кроватью висела скрипка. Я слышал, что отец Дэвида много пил и почти все время проводил в трактире. Семья бедствовала.
Я осмотрел Дэвида, спросил о здоровье. Он ответил, что чувствует себя хорошо, и попросил передать матери, что с ним все в порядке. Я видел, что, хотя он и рад мне, но хочет все же, чтобы я поскорее ушел. Выглядел он плохо. На похудевшем осунувшемся лице не было ни кровинки, только лихорадочно блестели глаза. Что-то мучило его и не давало покоя.
Я осторожно начал расспрашивать, отчего у него такое плохое настроение? Почему он никуда не выходит? Упомянул как бы невзначай, что на днях встретил Линду на площади (хотя на самом деле это была неправда). Он ответил, что не хочет больше ничего слышать о ней.
– Ну, возможно, пройдет какое-то время.., – начал было я.
Но Дэвид вдруг вскочил и закричал на меня:
– Что вы все пристали ко мне?! Что вам всем от меня надо?! Уходите, оставьте меня, наконец!
Я не заставил себя просить дважды и вышел, пожав плечами. «Действительно, у бедняги нервное расстройство или еще хуже – умопомрачение. Прав был Генри», – думал я. Только я успел немного отойти от их дома, как Дэвид догнал меня.
– Доктор Фрэдбер, подождите! Простите меня, я не хотел вас обидеть. Я совсем не соображаю, что делаю и что говорю. Мне сейчас очень плохо…
– Ладно, я не обиделся… Дэвид, с вами действительно что-то происходит. Я хотел бы помочь вам, но ведь вы мне ничего не рассказали.
– Мне сложно это объяснить, но я попробую… Может, вернемся ко мне, посреди улицы как-то неудобно разговаривать, – предложил он.
Я