Я этого тоже не знал. Понял, лишь когда сбился со счета.
«Ну-ну-ну! – говорил Каа, делая выпады, какие не мог отразить Маугли. – Смотри! Вот я дотронулся до тебя, Маленький Брат! Вот и вот! Разве руки у тебя онемели? Вот опять! Голова! Плечо! Живот! Голова!»
Так и со мной. Воротынский хоть и не каждый раз, но тоже говорил, куда он сейчас ударит. Но что толку? К середине боя я уже ошалело тыкал саблей куда ни попадя, лишь бы успеть подставить под его беспощадный стремительный клинок. Как получится. А потом рукоять сабли все чаще и чаще вообще стала вылетать из моей ладони.
– Потому первый день так и называется – «постижение», – пояснил в конце занятия князь.
Верно замечено. В самую точку. И обиднее всего, что он почти не запыхался. Еще бы. Он даже передвигался эдак с ленцой. Так, шагнет в сторону раз в минуту и опять стоит на месте. Затем надоест, и он снова сделает шаг. Например, вперед. Хрясь саблей по моей шее и вновь улыбается. Ну что ж, зато я постиг.
«Я знаю, что ничего не знаю, – сказал Сократ и в утешение себе добавил: – Но другие не знают даже этого».
Это он про меня. Это я не знал. Спасибо «дню постижения» – теперь я дошел до уровня Сократа.
А за вечерней трапезой Михайла Иванович меня еще и «порадовал»:
– Слабоват я становлюсь. Познания остались, но годы свое берут. Вот в молодости я сабелькой и впрямь чудеса творил. А ныне что ж – ушла быстрота.
Я вспомнил стремительно взлетавшую перед моими глазами саблю, то и дело молниеносно обрушивающуюся на меня справа, слева, сверху, снизу и тут же, без малейшего перерыва, опять справа, слева, и сочувственно закивал головой. В душе же оставалось только порадоваться ушедшей быстроте. Еще бы. При увеличивающейся вдвое скорости удара сила его возрастает в десять раз. Это закон физики. А у меня и без того шея хоть и вертится, но с превеликим трудом – не иначе князь всю резьбу на ней сорвал. Да и плечо, особенно левое, что-то не того. Даже не болит – вообще онемело.
– Одесную длань я тебе не трогал, – кивнул он на мою правую руку, которой я с трудом держал ложку, осторожно поднося ее ко рту и старательно избегая при этом резких движений, чтобы не вызвать ноющей боли в кисти, остро-режущей в локте и тяжеловесно-массивной в предплечье. – Чай, тебе ею завтра махать, потому и поберег.
Спасибо, благодетель. Отец родной так не уважил бы. А слова-то какие нежные подобрал. И все понятно: «Сегодня не убил, а лишь измолотил до полусмерти, потому что завтра опять начну терзать».
Вот радости-то! А главное, хоть бы капельку сочувствия. Я тут напротив, в синяках и шишках, полученных, между прочим, исключительно от него, а он сидит разглагольствует как ни в чем не бывало и все гадает, кого из своих племяшей выставит