Она сначала хотела обрушить на него всю силу своего возмущения, но ярость в одно мгновение исчезла – лопнула, как мыльный пузырек, и Алена ощутила странную пустоту. Этот тип ведет себя так безобразно не из озорства, не по оплошности. А потому, что понял: мужняя жена не станет проводить новогоднюю ночь в поезде. За попутчицу некому заступиться, она одинока, а значит, с ней можно вести себя с какой угодно степенью хамства. Что он и делает вполне успешно. Некоторым мужикам свойственна совершенно бесовская проницательность в отношении женщин, они мгновенно просекают «брошенок» и не церемонятся с ними, унижают, как могут, уверенные в безнаказанности и получая наслаждение от собственной жестокости.
И так будет теперь всегда, потому что судьба Алены – одиночество. Ведь она любила Михаила, она хранила ему верность, она не видела рядом с собой никого другого, даже подумать об этом другом не могла. И если она все-таки выживет, то как же будет жить? Ее пугает не отсутствие мужчины в ее постели, а отсутствие человека, которому можно пожаловаться, поплакаться, от которого ждешь сочувствия и добра. Никто не обнимет, не прижмет, не погладит по голове, не скажет нежно: «Радость моя, счастье мое, ну успокойся, я с тобой. Я тебя никому не отдам!» Даже такая сильная, независимая женщина, какой всегда считала себя Алена, которая вроде бы очень ценит свое одиночество (для ее работы необходима сосредоточенность), мечтает быть слабой, зависимой, мечтает принадлежать мужчине и чувствует себя несчастной, брошенной собачонкой, когда…
– Пожалуйста, пожалуйста, не плачьте! – долетел до Алены молящий голос. – Говорю же, я нечаянно, я не хотел ничего такого!..
Это попутчик ее утешает. Почему он решил, что она плачет? У нее и в мыслях не было. А если его лицо расплывается перед ее взором, то лишь потому, что на ресницы попало это дурацкое шампанское! А трясет ее только оттого, что, как ни тепло в купе, все равно зябко в намокшем халате.
– Да успокойтесь же! – Попутчик оказался рядом, обнял Алену за плечи, встряхнул. – Успокойтесь. Неужели я вас так напугал? Но я и предположить не мог такого взрыва восторга у этой бутылки. Наверное, перегрелось шампанское. Понимаете, я так же, как и вы, хотел спать и только спать, знал, что непременно просплю новогоднюю полночь, а без стереотипного шампанского пересечь рубеж двух лет все же не хватило духу. Будто бы какой-то священный обряд остался не исполненным. Ну, думаю, выпью сейчас тихонько, а потом спать лягу. И тут вдруг… Нет, это кошмар какой-то! Если хотите знать, я испугался чуть ли не сильнее, чем вы. Ну успокойтесь, ну не сердитесь на меня!
Да не сердилась она на него, не на него она сердилась, но разве ему это объяснишь? Этот черноглазый – не более чем орудие ее злой судьбы. Этакая насмешка над ее горем. Но если он говорит