Стоит на вышке часовой,
Он охраняет мой покой,
И Богом проклинал родную мать, –
надрывно фальшивил Чахлик, бренча на гитаре, подвязанной черным бантом. Гитара была ободранной, старой, с полустершимися переводными картинками – длинноволосые блондинки в овальных рамках.
– Еще один комар на меня сядет, придушу, падла, – сказал он парню, отгоняющему мошкару. Парень испуганно съежился и быстрее замахал лопухом, а сидящие на корточках подобострастно засмеялись.
Мне наплевать на белый свет,
Мне по закону скидки нет,
А значит, мне свободы не видать, –
продолжал надрываться Чахлик, глядя на солдата, стоящего на вышке. Тот слушал певца, опираясь на бортик будки и посмеиваясь.
– Вот смотрите сами, пацаны, – прервал песню Чахлик. – Разве справедливо, что этот вертухай стоит над нами? Его, гада, там даже комары не жалят. А мы тут должны мошкару кормить. Вот она жизнь какая паскудная штука…
– Да, блин, – протянул один из сидящих и глубоко затянулся сигаретой. – Кому шконка, кому – золотая коронка.
– Подыми на меня, – сказал ему товарищ. – Одолели кровососы! Сегодня комарье совсем взбесилось.
– А ты закури, Калина. – Чахлик протянул пачку сигарет «Прима».
– Не, благодарю, здоровье дороже.
– Ну гляди сам. – Чахлик с неприязнью посмотрел на Калину.
Не нравился ему этот плотный хитроватый парень, севший за мошенничество у обменного пункта.
– Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет, – рассмеялся курящий и дыхнул на Калину едким дымом.
– Это правильно, – поддержал его Чахлик. Этот пацанчик был ему по душе. Резкий, развинченный, дерзкий с начальством хулиган по кличке Сека был ближе всех к тому идеалу молодого вора, который имел в своем представлении Чахлик.
Я медвежатник – крупный вор,
И суд мне вынес приговор,
На всю катушку гады раскрутили,
Нажмут курок, закажут гроб,
Короче жизнь – короче срок,
И, значит, мне свободы не вида-ать.
Чахлик продолжил пение, думая о том, как бы хорошо можно было срезать гадского вертухая с вышки. Например, из ружья брата… Были у того винтовки на любой вкус, и, пока он еще не сел в первый раз, брат давал ему подержать их в руках. Хотя с тех пор немало стволов прошло через руки Чахлика, винтовки с оптическим прицелом брата, их полированное дерево, холод металлического ствола и прицел, через который, как в подзорную трубу, можно было разглядеть все вокруг, он запомнил на всю жизнь.
– Вечер добрый, Чахлик. – Вкрадчивый голос вывел певца из размышлений.
Неподалеку стоял невысокий худой человек,