Упоминая Макдональда, Черчилль неслучайно добавляет рядом имя лидера консерваторов Стэнли Болдуина. Да, в период с 1929 по 1935 год Болдуин не являлся официально главой правительства, но его влияние, а также обеспеченное на выборах 1931 года большинство в парламенте позволяли Черчиллю говорить о нем как об одном из самых сильных государственных деятелей Великобритании со времен Роберта Уолпола (1679–1745)81. Чего нельзя отнять у Болдуина, так это его способности первоклассного имиджмейкера. Так же как и Черчилль, он умел использовать слова. Только не для потрясения общественности, а для доказательства собственной правоты и добропорядочности. Он умело вставлял правильные обороты, например – «я говорю с вами как человек с человеком», которые помогали завоевывать расположение политических коллег и тысяч простых британцев82. Черчилль прекрасно понимал искусственность этих приемов. И порой не мог сдержать себя, выражая недовольство публично. Правда, делая это в присущей ему острословной манере. Когда во время одного из выступлений Болдуина он увидел пожилого, страдающего глухотой парламентария, который слушал речь лидера тори через рупор, он тут же обронил: «И почему этот старый идиот не пользуется своим природным преимуществом»83.
Если говорить о том, какие отношения сложились между Черчиллем и Болдуином, то здесь необходимо учитывать сразу несколько факторов. Во-первых, их различия в подходе к решению государственных проблем. Болдуин уступал своему коллеге и в воображении, и в интеллекте, но умел лучше управлять эмоциями, а достижения результата чаще добивался точным расчетом и холодным исполнением, чем неудержимой пробивной силой, сметающей все на своем пути энергией и способным увлечь и отвлечь красноречием.
Болдуин прекрасно осознавал свои различия с Черчиллем. Именно ему принадлежит одно из самых известных высказываний о коллеге, обращенное в мае 1936 года к Томасу Джонсу (1870–1955): «Когда Уинстон родился, к его колыбели слетелось множество фей, которые наградили его различными талантами: воображением, красноречием, усердием и другими способностями. И в этот момент подлетела еще одна фея, которая сказала: „Ни один человек не может иметь столько талантов“. Сказав это, она собрала все таланты вместе и так их перемешала, что их обладатель лишился здравого смысла и мудрости. Именно поэтому мы с таким восхищением слушаем Уинстона в палате общин, но при этом никогда не следуем его советам»84. Похоже на высказывание о малолетнем Людовике XV (1710–1774): «Налицо все таланты, кроме одного – умения ими пользоваться»85.
Второй фактор, повлиявший на отношение двух британских политиков, состоял в том, что, несмотря на все свое явное (а где-то и негласное) влияние, «Честный Стэн» мало интересовался внешней политикой. Его рекомендации Министерству иностранных дел сводились к двум взаимодополняющим императивам: