Уинстон Черчилль. Темные времена. Дмитрий Львович Медведев

заявил, что все выступления «достопочтенного представителя округа Эппинга» пропитаны «атмосферой того, что Германия вооружается для войны». Мур заметил, что «нехорошо критиковать людей в конце их пути», и, не представляя, насколько ошибается в своих прогнозах, сам обрушился на Черчилля⁶⁹. Того, кого он списал на пенсию, впереди будет ждать не одно премьерство и еще почти тридцать лет законотворческой деятельности в Вестминстере. Но все равно ему было неприятно слышать подобное обращение. Более того, некоторые биографы не исключают, что Черчилль и в самом деле мог размышлять над своим уходом из большой политики⁷⁰. Слишком узким оставался просвет, слишком эфемерными казались надежды, слишком неумолимо двигалось время, слишком непроницаемы были новые вершители судеб его страны.

      Отношение с последними – отдельная тема. Чем Черчилль отличался от тех, кто в 1930-годы годы занимал комплекс зданий на Даунинг-стрит? Разумеется, основные разногласия касались вооружения и Германии. Но это больше внешняя сторона разделяемой пропасти. Внутренний конфликт состоял в различных подходах решения наболевших проблем. В то время как последовательно сменявшие друг друга на посту премьер-министра Макдональд, Болдуин и Чемберлен призывали к терпению и наблюдению, Черчилль настаивал на действии. «Хватит обсуждать параграф номер такой-то из докладной записки номер такой-то – пора приступать к делу!» – призывал он под сводами Вестминстера⁷¹.

      Сам Черчилль практиковал то, что проповедовал, последовательно и планомерно ведя прицельный огонь по руководству страны. В 1933 году он открыто заявил в палате общин, что в результате четырехлетнего правления Макдональда Британия стала «слабее, беднее и беззащитнее». Удары Черчилля не остались незамеченными. Депутаты, как консерваторы, так и лейбористы, возмутились, закричав: «Нет, нет, нет». Черчилль не стушевался, повторив, что Британия «стала ближе к войне». «Благодаря кому?» – раздался неодобрительный возглас. Черчилль ответил, что не хочет обвинять в случившемся одного человека. Но когда речь идет о руководителе, который на протяжении четырех лет полностью контролирует внешнюю политику страны, то ему не остается другого выхода в обличении виновного. Черчилль назвал проходившую в Женеве международную конференцию по разоружению – «мрачным и затянувшимся фарсом». «Мы имеем вернувшегося домой нашего современного Дон Кихота с Санчо Панса под боком, несущих с собой сомнительные трофеи, которые они получили под нервные хихиканья в Европе», – завершил он свою речь, вновь обратив град иронии против главы правительства и его приспешников⁷².

      Либерал Джеффри Мэндер (1882–1962) счел подобные высказывания «позорной личной атакой на премьер-министра», а лейборист Дэвид Логан (1871–1964) оценил поведение потомка герцога Мальборо, как «личную вендетту». На желание лично отомстить Макдональду указал и член Либеральной партии Джон Уоллес (1868–1949), заметивший, что Черчилля нельзя отнести к «государственным деятелям, желающим помочь своей