в два счета засветились, что смешно, перед земными спецслужбами и вынуждены были спешно сворачивать всю деятельность, а затем, что не смешно, перед Советом тектонов, а уж те им прописали такую клизму с битым стеклом, что мало не показалось. Отчего, думаете, в конце двадцать первого века как бы по волшебству вдруг исчезли синдром приобретенного иммунодефицита и рак?

      – Сплах… слап… спланхноспонгия Зеликовича-Бравермана, – осторожно предположила мама.

      – Официальная версия для особо чувствительных натур, – возразил дядя Костя. – А на самом деле – репарации лферров человечеству. Асимметричное возмещение нанесенного ущерба по распоряжению Совета тектонов. Чтобы впредь было неповадно.

      – Кто такие лферры?! – взмолился я, но не был услышан.

      – А что стало с матерью и ребенком? – спросила мама, и была услышана.

      – Все обошлось, – ответил дядя Костя. – На какое-то время у них появилась новая бонна, очень заботливая и разносторонне образованная. Ребенок стал нормальным и вполне здоровым. Потом он вырос. Звали его Роберт Локкен.

      – Что, тот самый? – спросила мама.

      – Тот самый, – кивнул дядя Костя.

      – Но у него было много детей.

      – У него не было ни одного собственного ребенка. А те пятнадцать, которых ты имеешь в виду, – все приемные… Но мы, кажется, отвлеклись. Так что там, Оленька, у твоей матушки было с твоим батюшкой?

      – Три или четыре краткие встречи, – ответила тетя Оля. – Всегда в местах грандиозного скопления народа. Пляж Копакабана. Тауматека в Рио-де-Жанейро. Поволжский мегаполис. В подробности я не посвящена, потому что мама… ну, вы уже в курсе, как у нее насчет подробностей. Вот это платье, что на мне, его подарок. Как он объяснил маме: национальный костюм, символ созревающей красоты.

      – Ага, – сказал дядя Костя. – Вот оно что! То-то я гляжу, уродство какое, эти мне эхайнские кутюрье…

      – Да ладно, – смутилась тетя Оля. – Сейчас схожу переоденусь. И, между прочим, он Лиловый Эхайн!

      – Это тебе Майя Артуровна сказала? – осведомился дядя Костя недоверчиво.

      – Точно. А ей – мой отец. Он попросил ее передать мне эти слова в точности, будучи в полной уверенности, что она все равно не поймет, о чем речь. Так оно и вышло.

      – И случилось это… – проговорил дядя Костя, что-то про себя соображая.

      – В прошлом году. Когда я уже знала, что я эхайнская девушка, но в самых общих чертах.

      – Мог бы и сам сообщить, – буркнул дядя Костя. – Никаких формальных препятствий к тому не существует.

      – Мы ни разу не оказывались на одной и той же планете Земля в одно и то же время. Так уж сложилось… Я даже знаю, как его зовут.

      – Теперь и я тоже, – сказал дядя Костя. – Гатаанн тантэ Гайрон. Я угадал?

      – Ты угадал, – проворчала великанша.

      – Ну и папуля у тебя, Оленька, надо поздравить. Антон, стало быть, Готтсхалк. Ну-ну… Так вот, значит, кто работал в нашей миссии во Вхилуге в сто четвертом году!

      – Ничем тебя не проймешь, – промолвила тетя Оля разочарованно.

      – Даже