Осень Средневековья. Homo ludens. Эссе (сборник). Йохан Хёйзинга

рыцарского идеала: действенная, активная жизнь вкупе с новым духом поиска и исследования – и отречение от мира. Но этот второй путь, как Y пифагорейцев^1*, расщеплялся надвое; главная линия обозначала истинно духовную жизнь, тогда как второстепенная не предполагала отказа от мира и его наслаждений. Желание прекрасной жизни было столь велико, что и там, где признавали суетность и предосудительность существования, не выходящего за рамки двора и ристалищ, все же усматривали возможность доступа к красотам земной жизни, к грезам еще более нежным и сладостным. Старинная иллюзия пастушеской жизни все еще сияла обещанием естественного, простого счастья в том его блеске, который восходил ко временам Феокрита. Достижение наибольшей удовлетворенности казалось возможным безо всякой борьбы – в бегстве, подальше от наполненного ненавистью и завистью состязания в погоне за пустыми почестями и званиями, прочь от давящего груза богатства и роскоши, от войн с их опасностями и страхом.

      Похвала простой жизни – тема, которую средневековая литература позаимствовала у античности. Эта тема не идентична пасторали: здесь мы имеем дело и с позитивным, и с негативным выражением одного и того же чувства. В пасторали воплощается позитивная противоположность придворной жизни; негативная же сторона – это бегство от света, похвала aurea mediocritas [золотой середине], отрицание аристократического жизненного идеала независимо от того, куда и как устремляются от него прочь: в ученые занятия, в покой одиночества или же к трудам рук своих. Однако оба эти мотива постепенно сливались в один. На тему ничтожности придворной жизни Иоанном Солсберийским и Вальтером Мапом уже в XII в. были написаны трактаты с одним и тем же названием De nugis curialium [О придворных безделках]. В XIV в. во Франции эта тема получила свое наиболее классическое выражение в стихотворном Le Dit de Franc Gontier¹ [Сказании о Франке Гонтье] Филиппа дё Витри, епископа Mo, поэта и музыканта, удостоившегося похвалы Петрарки. Здесь уже налицо полное слияние с пасторалью.

      Soubz feuille vert, sur herbe delitable

      Lez ru bruiant et prez clere fontaine

      Trouvay fichée une borde portable,

      Ilес mengeoit Gontier o dame Helayne

      Fromage frais, laict, burre fromaigee,

      Craime, matton, pomme, nois, prune, poire,

      Aulx et oignons, escaillongne froyee

      Sur crouste bise, au gros sel, pour mieulx boire.

      В тени дубрoв, под сению сплетенной,

      Журчаща близ ручья, где ключ студен,

      Я хижину узрел в листве зеленой –

      Гонтье там ел и госпожа Элен:

      Сыр свежий, масло, сливки и творог,

      Орехи, груши, яблоки, погуще

      На серый хлеб крошили лук, чеснок,

      Их посолив, дабы пилось полутче.

      После трапезы они целуют друг друга «et bouche et nez, polie et bien barbue» [«и в нос, и в рот, нежнейший – и в усах»]; затем Гонтье отправляется в лес срубить дерево, а госпожа Элен берется за стирку.

      J’oy Gontier en abatant son arbre

      Dieu mercier de sa vie seüre:

      «Ne sçay – dit-il – que sont pilliers de marbre,

      Pommeaux luisans, murs vestus de paincture;

      Je n’ay paour de traïson tissue

      Soubz beau semblant, ne qu’empoisonné soye

      En vaisseau d’or. Je n’ay la teste nue

      Devant thirant, ne genoil qui s’i ploye.

      Verge d’ussier jamais ne me deboute,

      Car jusques