Осень Средневековья. Homo ludens. Эссе (сборник). Йохан Хёйзинга

по поэзии расстались с жизнью, а взятых в плен благороднейших молодых людей Франции закалывали на его глазах; после всего этого не следовало ли предположить, что суровый воин охладеет к рыцарской мечте и придворным забавам? Все это должно было бы наконец его отучить, как нам кажется, видеть мир в розовом свете. Но нет, он и далее остается верен культу старомодной рыцарственности – об этом говорит учреждение им ордена «de l’escu verd à la dame blanche», в защиту притесняемых женщин, – свидетельство приятного времяпрепровождения в атмосфере литературного спора между жизненными идеалами строгости и фривольности, – спора, в который были вовлечены французские придворные круги с начала XV столетия.

      Одеяние, в котором предстает благородная любовь в литературе и обществе, нередко кажется нам непереносимо безвкусным и просто-напросто смехотворным. Но такой жребий уготован всякой романтической форме, износившейся и как орудие страсти уже более непригодной. В многочисленных литературных произведениях, в манерных стихах, в искусно обставленных турнирах страсть уже отзвучала; она еще слышится лишь в голосах весьма немногих настоящих поэтов. Истинное же значение всего этого, пусть малоценного в качестве литературы и произведений искусства, всего того, что украшало жизнь и давало выражение чувствам, можно постигнуть лишь при одном условии: если вдохнуть во все это снова былую страсть. Помогут ли нам при чтении любовных стихов или описаний турниров всевозможные сведения и точное знание исторических деталей, если на все это уже не взирают светлые и темные очи, сиявшие из-под изогнутых парящею чайкой бровей и узкой полоски лба, которые вот уже столетия, как стали прахом, и которые некогда значили куда больше, чем любая литература, громоздящаяся ныне кучами ненужного хлама?

      В наше время лишь случайное озарение может прояснить смысл культурных форм, передававших некогда дыхание неподдельной страсти. В стихотворении Le Vœu du Héron [Обет цапли] Жан дё Бомон, побуждаемый дать рыцарский воинский обет, произносит:

      Quant sommes ès tavernes, de ces fors vins buvant,

      Et ces dames delès qui nous vont regardant,

      A ces gorgues polies, ces coliés tirant,

      Chil œil vair resplendissent de biauté souriant,

      Nature nous semon d’avoir cœur désirant,

      …Adonc conquérons-nous Yaumont et Agoulant⁴

      Et li autre conquierrent Olivier et Rollant.

      Mais, quant sommes as camps sus nos destriers courans,

      Nos escus à no col et nos lansses, bais(s)ans,

      Et le froidure grande nous va tout engelant,

      Li membres nous effondrent, et derrière et devant,

      Et nos ennemis sont envers nous approchant,

      Adonc vorrièmes estre en un chélier si grant

      Que jamais ne fussions veu tant ne quant⁵.

      Коль вина крепки нам в тавернах наливают,

      И дамы подле нас сидят, на нас взирают,

      Улыбчивой красой очей своих сияют,

      Роскошеством одежд и персями блистают, –

      Задор и смелость враз сердца воспламеняют,

      …Йомонт и Агуланд нам в руки попадают,

      Другие – Оливье, Роланда^6* побеждают.

      Но ежли мы в бою, и конники мелькают

      Держа в руках щиты, и копья опускают,

      Жестокий хлад и дождь нас до костей пронзают,

      И члены все дрожат, и вот уж настигают

      Враги со всех сторон и нас одолевают, –

      Тогда