Замечание. Последний момент, касающийся отсутствия принятия решения – очень характерен для немалой части окружающего мира. Такой март – именно для него. Такой март – самое то, что вокруг. Недаром даже последние наши достопочтенные выборы – и те приключились в марте.
Так вот, был очень уж обычный, по-мартовски серый день, чуть снежный, но больше словно бы дождливый, на улице было скорее тепло. И было то же чувствование, что я потерялся. Что я не знаю куда идти, и при этом идти, на самом деле, не очень-то и хочу, куда бы то ни было. Большая-пребольшая усталость, которая совершенно не была мною тогда осознана. Плюс ещё наслоившаяся на это болезнь сделали своё дело. Подводя итог, можно сказать, что прибыл я туда энергичным овощем. Да, делать ничего не хотелось, но не потому что не было на это сил или возможностей, а просто потому что не хотелось. К чему-то другому желание лежало, я был готов чуть не горы свернуть, но того, ради чего я хотел бы это совершить, просто не существовало тогда в нашем мире, да и в соседних не факт, что нашлось бы.
Замечание. Конечно, я не могу толком знать про другие, соседние физические миры, здесь сказано скорее для красного словца, ибо очень уж сильное ощущение такое. Если оно с вами случалось, вы его не перепутаете и согласитесь со мною.
На самом деле, о самой встрече, об интересующем тогда меня субъекте, о наших взаимодействиях, обменах шутками и любезностями я не буду здесь говорить, в этом не было совершенно ничего важного или примечательного. Вынужден категорически извиниться, если обманул чьи-то незаслуженные ожидания. Дело совсем не в этом. И интерес здесь представляло совсем не то.
Тогда мы очень много ходили, очень активно перемещались вокруг центра нашего города (мне всегда было непонятно, почему мы встречались в центре. Если поэты, так должны идти туда, где вольнее дышится, туда, где есть о чём писать. Возможно, дело было в том, что поэтом я там был единственным.), заходили в какие-то магазинчики, кафешки, детские площадки. Кто-то за кем-то бегал, я помню. В общем, Содом и Гоморра под видом высокой культуры.
А я не сопротивлялся. Я решил тогда, что не хочу больше ничего делать. Что нет сил. Что я буду сидеть в теле своём и помалкивать, и принимать всё то, что на меня захотят возложить, всё то, во что меня ввяжут. И я ходил со всеми, будто бы весело смеялся, будто бы со мною происходило то же, что и со всеми товарищами моими.
Замечание. В моменты шока или какой-то крайней и нездоровой фиксации человека на каком-то внешнем раздражителе, он перестаёт реагировать на