– Ты меня обвиняешь? – растерянно спросил я. Или – уже не я? Наставник Пер, обжившийся во мне? Наставник Пер, готовый бить геометров их же оружием, воспитывать пятую колонну в снежных пустынях, лгать и поучать – ради благих целей?
– Да, – спокойно ответила Катти. – Обвиняю, Наставник. И могу это повторить в Мировом Совете.
Нет, этот мир совсем не безнадежен. Он даже не статичен. Он несется под уклон, но я стою сейчас на пути. И взлет его, и падение – для меня лишь равнина. Только – протянуть руку и толкнуть.
Какое сладкое искушение – на миг поверить в себя!
– У Никки были стихи, – тихо сказала Катти. – Давным-давно он читал их мне. Знаете, он словно чувствовал, что с ним случится… такая беда…
Я молчал, я не перебивал ее. Она пришла сюда не обвинять Наставника Пера, не просить его походатайствовать за затерявшегося в снегах и почти наверняка мертвого Никки Римера. Ей нужен был кто-то, с кем можно поговорить о Никки.
А Таг и Ган ее не устраивали. Может быть, тем, что сумели заломить мне руки за спину?
Все воспоминания мои скатаны
в большой золотой шар
шар покатился по коридору…
– задумчиво произнесла Катти.
И я, спрятанный в теле Наставника Пера, вздрогнул, вспоминая стихи Ника.
Странные стихи о человеке, который всего-то хотел – войти в дверь, не зная, что за ней поджидает чужая память.
Но шар ему в голову вбил воспоминания
что были моими
и он назвался моей фамилией вместо
своей войдя в дверь
и теперь
я хоть недолго могу быть спокоен.
Ник-Ник-Никки… мальчик чужой, далекой Земли, такой похожей Земли… Нам суждено было встретиться – пусть ты был уже мертв в миг нашей встречи. И все-таки ты во мне, и ты еще немного жив. В отличие от Наставника Пера, после которого не останется ничего.
Ты будешь жив, пока живу я. И может быть, впервые в жизни будешь спокоен. Хоть недолго.
А Катти читала стихи дальше, легко, не напрягаясь, она помнила их наизусть, и я сжался, ибо знал, что она скажет дальше:
Мои воспоминания стали его
я же не помню сейчас ничего
а он побежал поплакать на могилку
дедушки моего
присяжного укротителя диких зверей
который был может не лучшим
но и не худшим из людей…
– Он был хороший поэт, – сказал я. – Он был настоящий поэт, Катти.
– Я могу продолжить, – сказала Катти.
Я тоже это мог. И продолжил:
А память
из чего она состоит
как она выглядит
и какой потом обретает вид
эта память…
– Я не знала, что Никки читал вам эти стихи, Наставник Пер, – задумчиво и словно бы даже с неловкостью сказала Катти. – Он ведь написал их три месяца назад. Наставник, неужели вы знали, что Ник продолжал писать стихи? Наставник?
Я