И Юля с Лизой разыграли маленький спектакль – тут же, на Лизиной кровати, по сценарию из книжки: их котята прыгали в чашку с мукой, которую изображала подушка, пролезали в трубу – картонную трубочку от туалетной бумаги, а уж в пруд падали самый настоящий – чью-то мыльницу, наполненную водой, потому что ребятишки из палаты столпились вокруг и начали принимать активное участие. Всем так понравилось, что пришлось показывать продолжение – Лиза придумывала его на ходу, а Юля тут же подхватывала, и все получалось. Уже и из соседней палаты пришли, и даже любопытные медсестры начали заглядывать.
И Лиза теперь жила не от укола до укола, которые надо скорее «перелистнуть», а от спектакля до спектакля. Это всегда бывали экспромты. Репетиции устраивать не удавалось, потому что уединиться было невозможно: как только они с Юлей брались за самодельных зверушек, тут же собирались зрители. И Юля называла их «почтеннейшей публикой», хоть и не была похожа на Карабаса-Барабаса, а иногда складывала театральный реквизит в коробку из-под печенья и говорила Лизе: «Пойдем в шестую палату». Это означало, что кто-то из больных совсем не поднимается и надо показать представление прямо там. Это было в порядке вещей. В больнице ведь «лежат», это так и называется.
А один раз Лиза услышала разговор медсестер.
– Представляешь, я ресницы крашу, а эта Наташка из второй палаты говорит: дай попробовать, – возмущалась студентка медучилища, проходившая в их отделении практику. – В двенадцать-то лет! Я говорю – дорасти сначала. Хоть бы пятнадцать было!
– Ну и дала бы, жалко, что ли? – отвечала старшая медсестра. – Она все равно до пятнадцати не доживет, с ее диагнозом.
– Как не доживет?
– Ты чё, совсем не врубаешься? У нас же кардиология. Думаешь, всех вылечат? Маше с врожденным пороком, из третьей палаты, операцию вовремя не сделали – теперь все. А у Кравченко какой порок, знаешь – никто оперировать не берется. А маленькая Олечка – веселая такая, четыре годика, с мамой лежит, – ее с риском внезапной смерти положили. Тяжелая аритмия. Толик, который от уколов громче всех орет, все жаловался, что голова болит и «сердце переворачивается», а участковая рукой махала: вырастет – пройдет. Теперь тоже уже не поможешь, пропустили. Чего ревешь, дурочка? Зачем тогда в мед пошла? Переходи в пед, пока не поздно, там детишки здоровые.
– Жалко! И их жалко, и их родителей жалко – рожали, растили…
– Родители тоже дураки бывают. Вон Сашка с эпилепсией сто раз сознание терял, а родители только через три года к врачу повели. А мальчишка все это время спортом занимался, все результат выжимали…
– Так как же они? Играют, смеются. Учебники читают… Не понимают, да?
– Кто – нет, а кто понимает. Как будто взрослые много понимают.
Лиза вполне сознавала,