Выходит, что и при революционном правительстве всё оставалось по-старому, как было при царях; по-старому продолжалось бессовестное втирание очков, замазывание самых кричащих прорех и безобразий; по-старому всюду кипели, пресмыкались и творили свое злое дело такие же прохвосты, жулики и лжецы, как та придворная клика, которая погубила Царское Село.
Теперь становится более или менее понятно, почему союзники были так плохо осведомлены об истинном положении России; многочисленные военные миссии, несмотря на свою распространенность по всему фронту, видимо, тоже питались информацией из казенных источников, сидели при больших штабах и прозевали то, что творилось в стране, в правительстве и в армии.
С ночи вся власть над 5-й армией передана в руки военно-революционного комитета и все наши командные распоряжения отданы под контроль комиссаров. Послал телеграмму в штаб армии, что с сего числа не считаю себя больше командиром корпуса и ввиду неприсылки заместителя прибегаю к способу эвакуации; передал командование инспектору артиллерии генералу Власьеву, очень спокойному и равнодушно на всё смотрящему человеку.
В заседании ЦИКа один из большевиков назвал приказ Крыленки о перемирии величайшей бестактностью и легкомыслием – оценка очень правильная, но по выражениям слишком мягкая по отношению к этой квинтэссенции военной безграмотности.
Вечером получена телеграмма Троцкого, сообщающая товарищам, что заявления начальников союзных военных миссий – ложь и что все воюющие народы жаждут заключить мир, но этому мешают империалистические правительства и контрреволюционные генералы, а потому товарищи солдаты призываются к самой беспощадной борьбе за мир.
Тошнотворно противен весь этот набор специально митинговых фраз и терминов, обычной бутафории дешевеньких демагогов-орателей, рожденных из грязной пены современной хулиганщины и квазиреволюционных кругов. Весь актив этих любезных толпе словоизвергателей состоит в привычке скоро, туманно и по-книжному говорить, уснащивая свою речь множеством заученных (подчас смутно понимаемых самим оратором) иностранных слов, часть которых уже приобрела для толпы значение жупела и сделалась лозунгами и любимыми поговорками.
Собираюсь в отъезд. Бог весть, удастся ли когда-нибудь вернуться; еду искать в России или за границей ряды тех, кто будет продолжать бороться за Россию с навалившейся на нее бедой. Бесконечно тяжело уезжать; три года тяжких испытаний, радостно переносимых ради родины во исполнение того, чему была отдана вся жизнь, окончились ужасом, горечью и позором последних восьми месяцев.