«Была! Точнее – есть», – угрюмо пробормотала себе под нос Егорова и, решив не мешать дочери и мужу настраиваться на рабочий лад, ушла в спальню. Ложиться показалось бессмысленным: сна уже ни в одном глазу, но она тем не менее прилегла, постоянно прислушиваясь к тому, что происходит в квартире. Дождавшись, когда щелкнул замок входной двери, Танька вскочила, вывернула заветный ящик комода, достала перевязанные бечевками свечи, две стальных рамки, бумажную икону Спасителя и алюминиевый крестик на шелковой веревочке. Все это Егорова тщательно упаковала, сложила в сумку и вынесла к порогу, так и не сняв ночной рубашки. Начался второй этап сборов. В огромный походный рюкзак Егорова утрамбовала банки с разнообразными домашними заготовками и несколько пакетов с крупами. Туда же отправилось несколько кусков хозяйственного мыла и две снятые с вешалки мужних рубашки. Только потом Егорова отправилась под душ, предварительно натеревшись влажной солью. Под водой стояла долго, словно собираясь с мыслями. Да что там говорить, и с силами тоже.
Из ванны Танька вышла предельно сосредоточенной. Возле зеркала немного подзадержалась, поизучала свое отражение, осталась недовольна, но к косметике не притронулась. «О другом надо думать», – напомнила она себе и проворно натянула спортивный костюм. Перед выходом из дома Егорова застыла перед дверями, задрала голову, перекрестилась на висящий над косяком образ и проговорила: «Вокруг меня круг. Рисовала не я. Богородица моя. Аминь».
С этими же словами Танька вбежала и в подъезд к Русецкому, дом которого нашла не по адресу, а по памяти. И даже если бы та ей отказала, Егорова в любом случае добралась бы до нужного места: дорога была открыта, разрешение получено.
Квартиру, в которой проживал Илья, Танька определила безошибочно. Почему-то показалось, что только он мог жить там, куда вела обитая дерматином дверь, скорее всего, сохранившаяся еще с советских времен. Сегодня так со входными дверями уже не поступали. Стремились заказывать стальные, а то и бронированные, с хитроумными замками и устройствами для наблюдения. Не двери, а танки. «Никакого тепла», – вздохнула Егорова, сняла с плеч тяжеленный рюкзак, прислонила к стене сумку и, как школьница, засунула палец в серые потроха утеплителя, видневшегося под изодранным дерматином. Так с воткнутым пальцем и стояла, не решаясь нажать кнопку звонка, возле которого, кстати, не наблюдалось никаких опознавательных знаков, характерных для коммунальных квартир.
Профессиональным взглядом Танька скользнула по